Земля по экватору
Шрифт:
Но Березный и сам видел, что «есть». Мотобот увеличивался в размерах, его очертания становились все более четкими. Волнуясь, Березный опять повторил:
— Подойдите к борту!
Мотобот стоял на воде неподвижно. «Да у него же мотор разбит», — догадался Березный.
Катер на малых оборотах подошел к нему вплотную, и лейтенант приказал двум людям, с виду рыбакам, подняться на борт. Те, косясь на ствол наведенного на них пулемета, полезли на катер и встали, подняв руки.
— Почему не послушались команды? — резко спросил Березный. — Вы же слышали!
Один из рыбаков ответил что-то на незнакомом языке, и боцман, прислушавшись, свистнул:
— Так ведь это не наши, товарищ лейтенант! Не эстонцы.
Рыбак, словно поняв боцмана, закивал головой и, тыча пальцем вокруг себя, сказал, тщательно выговаривая буквы:
— Тумман… — и закрыл глаза, как бы желая пояснить, что они заблудились в этом тумане.
— Почему же они тогда все-таки уходили? — спросил у боцмана Березный.
— Штрафа, наверно, испугались. Да потом разберутся — почему. Факт, что уходили.
Из бота на катер перебрался Приходько, вытирая о робу измазанные в рыбьей чешуе руки, доложил, что ничего, кроме сетей да рыбы, не обнаружено. Бот был взят на буксир, Березный распорядился отправить радиограмму в дивизион и тронул рукоятку машинного телеграфа. Катер опять задрожал, но не сдвинулся с места.
— Что такое? — встревожился Березный. — Что там у вас?
Механик не отвечал, потом из машинного отделения донесся его приглушенный голос:
— Винт не проворачивается.
Березный быстро взглянул на рыбаков. Те стояли невозмутимые, не понимая, о чем идет разговор…
— Отведите их вниз, боцман. И глаз с них не спускать.
Лейтенант прошел на корму и перегнулся через поручни. Вода была черная, не прозрачная, с лохмотьями ползущего над ней тумана. Он ничего не смог разглядеть. Из машинного высунулся обнаженный по пояс моторист.
— Не иначе, как морской дядька бороду намотал. Трава, наверно, водоросль.
— Какая там трава! — махнул рукой Березный. — Который раз- по этому месту ходим, и ничего не было. Дайте-ка еще самый малый.
Катер по-прежнему не двигался.
— Разрешите, я нырну? — снова высунулся моторист.
Березный даже издали почувствовал, как от него пышет жаром. Если ему сейчас разрешить лезть в воду, — значит, посылать на верную болезнь. То же самое механик…
— Приходько, — позвал лейтенант, — подойдите сюда!
Радист подбежал к командиру, стуча ботинками по палубе, и Березный, показывая на воду, сказал:
— Надо посмотреть, что там с винтом.
— Есть — Приходько расстегнул бушлат, сел на палубу и начал стягивать ботинки.
— А нырять умеете?
— Ни.
— Так чего ж… — Березный улыбнулся: — Ладно, держите реглан.
Он быстро разделся и ждал, зябко обхватывая плечи, пока Приходько сбегает за ножом. Потом, осторожно свесив ноги, скользнул в воду.
Ощупью он добрался под водой до винта и, только дотронувшись до него, все понял. Значит, когда они подошли к мотоботу, рыбаки успели незаметно бросить под корму пеньковый конец, и его намотало на винт.
Ему не хватало воздуха. Он всплыл, жадно глотая его и чувствуя, как бешено колотится сердце. Потом нырнул снова. И каждый раз, когда он высовывал из-под воды голову, Приходько торопливо и тревожно говорил:
— Товарищ лейтенант… Товарищ лейтенант, давайте я вас линьком привяжу…
Минут через десять Березный поднялся на палубу. Ноги у него мелко дрожали. Он держал пучок изрезанных веревок и не видел, что веревки в крови. Сам того не замечая, лейтенант сильно порезал себе пальцы.
Места, где произошла встреча катера с мотоботом, были мелкие, и наутро туда отправилась вспомогательная шхуна с водолазом. Когда командир дивизиона вызвал Березного к себе, шхуна уже вернулась и зеленый водолазный тифтик с растопыренными рукавами уже сушился на солнце, подвязанный к леерам.
У Березного болела порезанная рука. Этой ночью ему наложили швы. Стоя в коридоре, прежде чем войти к командиру дивизиона, он снял с кителя прилипшие от бинта нитки.
Кагальнов был не один. Здесь, в кабинете, сидело еще несколько офицеров-пограничников, все незнакомые, приехавшие, очевидно, из управления. Еще не зная, зачем его вызвали, Березный сказал обычное: «По вашему приказанию прибыл», — и только тогда заметил, что на столе Кагальнова что-то лежит, прикрытое сверху газетой.
— Вот он, гроза заблудших рыбаков, — весело сказал Кагальнов. — Жалуются на тебя рыбаки-то. Говорят, нехороший офицер, из пулемета в них стрелял.
— Разрешите доложить, — строго ответил Березный. Он волновался и не замечал, что командир дивизиона разговаривает с ним лукаво. — Они уходили, товарищ капитан второго ранга, и я был вынужден открыть огонь. Потом они бросили конец под винты. Зачем спрашивается?
Невысокий сухопарый майор — его Березный не знал — перебил его:
— Их так учил староста в селе. Они показали на допросе — староста говорил: «Не попадайтесь к русским. Ну, а если уж попались, постарайтесь чем-нибудь напортить». Аполитичные люди, чего с них возьмешь…
— Совсем аполитичные, — усмехнулся Кагальнов. — Хотите поглядеть?
Он отдернул газету. Там, на столе, были аккуратно разложены пистолеты, два автомата, портативные радиопередатчики. В просмоленных мешочках тускло поблескивали патроны. По меньшей мере сто пар часов, золотые браслеты, пачки слипшихся денег, несколько паспортов — все это лежало отдельно.
— Полный джентльменский набор, а? — Кагальнов поднял, словно взвешивая, пистолет. — Ну, а теперь докладывайте…
Березный вернулся на свой катер и, приказав команде отдыхать, спустился в каюту. Рука все болела, он поднес ее ко рту и подул на бинт, пахнущий йодом. В глаза ему бросился открытый блокнот: «Командиру дивизиона капитану второго ранга Кагальнову. Рапорт…»