Земля по экватору
Шрифт:
— Вот он и задерживал, — сказала Татьяна Викторовна, вытаскивая вперед за рукав невысокого, щуплого паренька. — Чего ж ты прячешься?
— Про него даже в газете писали, — сказал кто-то из солдат.
— Вы, значит, давно здесь? — спросила Мария Федоровна.
Паренек ответил, почему-то смущаясь и краснея, что он уже отслужил три года и должен демобилизоваться, но теперь, сами понимаете, какая обстановка… Этот застенчивый, краснощекий паренек, задержавший нарушителя, Марии Федоровне понравился, — так и хотелось провести ладонью по его короткому, во все стороны торчащему «ежику». Вдруг он покраснел пуще прежнего и спросил:
— А вы Катю Ильину не знаетё случайно? У вас на фабрике, из второго цеха.
— Знаю, — ответила Мария Федоровна. — Моя ученица.
Ей стало жаль этого паренька: Катя собралась замуж, девчата готовились к комсомольской свадьбе. Лучше об этом не говорить сейчас. Но паренек, стоящий перед ней, вдруг тихо сказал:
— Не знаете, за кого она там замуж выходит? А то в каждом письме только одни восклицательные знаки.
Нет, Мария Федоровна не знала, за кого выходит замуж Катя. Этот паренек казался сейчас озабоченным. Татьяна Викторовна сказала:
— Тоже мне, какой взрослый нашелся! Она же старше тебя.
— Ну и что ж, что старше. Я все-таки брат, как-никак. Могла бы и написать.
Мария Федоровна пообещала узнать о Катином женихе и обязательно сообщить о своем впечатлении.
— Спасибо, — хмурясь, поблагодарил Катин брат. — А то, действительно, выскочит за какого-нибудь хлюста по дурости…
Она еле сдержалась, чтобы не улыбнуться этой смешной, мальчишеской заботливости.
И вдруг появился Владик. Он вошел в коридор как раз тогда, когда Мария Федоровна собиралась уходить. Она не сразу узнала его: Владик был в брезентовом плаще, перепоясанном ремнями, на одном боку у него висел следовой фонарь, на другом — большой пистолет в пластмассовой кобуре. Солдаты посторонились, Мария Федоровна медленно подошла к Владику, и он неуклюже ткнулся холодными губами в ее ухо.
— Подожди меня, — шепнул он. — Я сейчас.
Солдаты стояли, вытянувшись. Дежурный по заставе, который ожидал в сторонке, пока лейтенант поздоровается с матерью, подскочил и, кинув руку к козырьку, доложил, что на заставе все в порядке, наряды вышли, личный состав, свободный от службы, отдыхает.
— Кто идет в наряд ночью?
Дежурный назвал несколько фамилий.
— Почему не спят? — спросил Владик. — Спать. В следующий раз на дежурных, не соблюдающих расписание, буду накладывать взыскания.
А на улице, в темноте, он обнял ее, и так, в обнимку, они дошли до дома.
— Ты меня прости, что я тебя не встретил, — быстро говорил Владик. — Понимаешь, приказ пришел на усиленную охрану границы, я весь день на линии. Как ты добралась? Тебя встретили?
Он спрашивал и не давал ей отвечать.
— Устал, просто с ног валюсь. Завтра, слава богу, у меня выходной, кино привезут, ты, наверно, еще не видела «Мир входящему». А в баню сегодня уже не пойду, завтра помоюсь.
Он положил пистолет на стол и только сейчас увидел банки с вареньем.
— Ого, сколько ты привезла, на год хватит! Я обедать уже не хочу, перекушу чего-нибудь. Ты погоди, я сейчас чай поставлю.
Мария Федоровна поглядела на его резиновые сапоги, до колен измазанные грязью, и пошла следом. У Владика были красные воспаленные глаза; он побледнел и похудел за эти три месяца, что они не виделись.
— Иди, — взяла его за плечи Мария Федоровна. — Я все сделаю сама. Иди, сними сапоги, я привезла тебе теплые туфли.
Он взял со стола ложку и вернулся в комнату. Мария Федоровна услышала, как там зашелестела бумага — Владик открывал банку с вареньем.
— Подожди, пока чай согреется.
— Ничего, — ответил Владик, — я немножко.
Не дожидаясь чая, он съел полбанки брусничного варенья и вдруг сразу раскис, виновато поглядел на мать и спросил:
— Ты не обидишься, если я немного прилягу, а?
— Конечно, ложись. Я тебе на диване постелю, там мягче.
— Нет, я здесь лягу, а ты на диване. Белье в шкафу. А завтра наговоримся, на озеро сходим.
Когда Мария Федоровна спросила, где ей взять воды — в ведре оставалось на самом донышке, — он не ответил. Он заснул сразу, подогнув ногу и открыв рот.
…Мария Федоровна сидела на диване и читала книгу, в которую было вложено письмо от Ирины, когда загудела трубка.
— Я слушаю.
— Лейтенанта Раечкина.
— Он спит.
— Команда «Застава в ружье». Разбудите его, пожалуйста.
Мария Федоровна подошла к Владику и осторожно тронула его плечо:
— Владенька, тебя вызывают.
Он вскочил, торопливо натянул брюки, гимнастерку и в одних носках выбежал в первую комнату, где стояли сапоги и висел плащ. Потом вернулся, схватил пистолет и, натягивая ремень, успел поцеловать мать.
— Ты надолго? — тревожно спросила она.
— Не знаю. Ты ложись, спи, не жди меня.
Мария Федоровна вышла вслед за ним. Владика уже не было видно. Стоя на крыльце, Мария Федоровна куталась в свой платок и прислушивалась к ночи. Было тихо, только шуршали листья, опадая с большой березы, растущей возле дома.
Где-то высоко в черном беззвездном небе вдруг раздались птичьи голоса — там невидимые косяки тянули к югу своим извечным путем, над границами и городами, облетевшими рощами и замершей на ночь землей. Пролетели — умолкли в отдалении трубные голоса, а Мария Федоровна все стояла, вглядываясь в темень, все куталась в платок.
Должно быть, в главном здании открыли окно. Мария Федоровна слышала, как его распахнули. В ночной тишине каждый звук был четким. И, едва открылось окно, послышался голос диктора: там, в казарме, включили радио.
«Нынешний год, — читал диктор, — год большого хлеба на Украине. По предварительным данным, на площади более двенадцати миллионов гектаров урожайность зерновых культур в республике составила восемнадцать с половиной центнера. Такого Украина еще никогда не знала. Только в областях — Кировоградской, Полтавской, Хмельницкой…»