Земля предков
Шрифт:
Время от времени ко мне приходили представители Рюрика. Заявлялись торжественно…
И уходили несолоно хлебавши. Все это видели.
Но вербовать меня не пытались. Выжидали, как позже выяснилось.
По Ладоге о нашей сваре ходили разные слухи. Преобладал тот, в котором я, по свойственной нурманам жадности, запросил за свои услуги слишком дорого. Ни я, ни мои этого не оспаривали.
Все официальные визиты от Рюрика были согласованы с Трувором. Небольшой сбой случился, когда в гости ко мне заявился сам Гостомысл. Причем – с подарками. Отец Бернар оказался лучшим
О болезнях мы и говорили. Еще – о мировой политике. Наша размолвка с Хрёреком в беседе не упоминалась. Еще у меня возникло стойкое ощущение, что Гостомысл не прочь завербовать меня в собственную дружину. Уж очень нахваливал Гостомысл наши с братвой боевые качества. Но будучи человеком старых традиций, князь посчитал невежливым сразу перейти к делу. Или ждал, что я проявлю инициативу? А может, причина в том, что он не сумел выяснить, сколько я запросил у его зятя?
От Трувора я знал, что Светозара Гостомысловна пыталась пробить мужа на эту тему, но Хрёрек от ответа уклонился.
Впрочем, и эти шесть дней мы не бездельничали. Гоняли «молодых». Уже оправившегося от раны Тови и новобранца Траусти-Домаслава. Работали строем, причем после первых же проб я решил Бури в общую линию не ставить. Нет, со щитом он управлялся неплохо и строй держал уверенно, но всего лишь на хорошем уровне. А вот с луком Бури был бог. Я никогда ничего подобного не видел. За двести шагов он всаживал в мишень размером с ладонь три стрелы из трех. Правда, это были его собственные стрелы. И лук у него был такой, что накинуть на него тетиву – на спор! – смогли только Стюрмир и Хавгрим Палица. Даже у братца моего не получилось. И стрелял Бури совсем не так, как мы. Он вообще не целился. Рывок – и стрела уже летит, куда надо. И попадает, что характерно.
На вопрос Скиди, как это ему удается – бить и не промахиваться, Бури поинтересовался, а как это некоторым, криворуким, удается ложку до рта без промаха донести? И вообще о чем речь? Что за сложность вообще – стрелять, стоя на твердой земле? Вот с коня на скаку – это да, искусство. И глаза у Бури подернуло такой тоской, что я немедленно предложил ему коня в подарок.
Он отказался. «Друзей не дарят», – сказал мой азиат с такой интонацией, что я не рискнул настаивать. Ох, непрост мой новый хирдман. С таким надо аккуратно. Эх, я бы у него сам поучился, но Бури – отказал. Со всей деликатностью. Мол, поздно меня учить. Я уже старое дерево. Сухое. Гнуть нельзя. А вот сына моего, буде на то моя воля, Бури поучит. Воля, естественно, была. И освобожденный от общих учений Вихорёк был отдан в стрелковую секцию.
И когда я глянул, как учил его Бури, то мысленно согласился: меня бы пришлось не учить – переучивать. Потому что техника – совсем другая. И суть ее: сделать из стрелка и лука одно целое. Такой стрелок не промахивается никогда. Падая и взлетая. Катясь кувырком и лежа ничком на снегу.
Я так тоже умею. Но с мечом, а это совсем другая культура движений.
По вечерам нас навещали варяги. Или мы – их.
Труворовы бойцы жили в подобии длинного дома по-словенски. То есть такого же длинного, как у скандинавов, но повыше и с нормальной крышей, а не той, на которой в Дании пасутся козы.
А по ночам ко мне приходила Зарёнка. И уходила утром. С зарей. Что по этому поводу сказать, кроме того, что я за это время так толком и не выспался? Черт! Знает Трувор или не знает? А если знает, то почему ничего не предпринимает?
А Трувор между тем вел себя исключительно дружелюбно. В варианте «мы – к ним» сажал по левую руку (справа располагался Ольбард), наливал собственноручно… И всё было хорошо, пока…
Неприятности пришли, откуда не ждали.
К варягам прибыло подкрепление. С десяток безусых юнцов возраста Вильда или около того и при них – матерый зверюга именем Расмус. Усы ниже подбородка, поперек щеки – уродливый шрам, взгляд тусклый, как осеннее небо в Питере. Прозвище у него тоже было подходящее. Осень. Представить его Трувор не успел. Имя и прозвище я узнал от Зари.
«Расмус Осень привел отцу отроков», – сказала она. И по тому, как сказала, я понял: этого Расмуса она не любит.
Но дело было не в прозвище и не в представлении, а в том, что, когда в очередной раз я со товарищи явился в гости, этот зверюга, даже не дождавшись официального представления, ни слова не говоря, попер на моего Бури. Да еще с мечом! Да еще подленько так, без предупреждения.
Хоп! И над Бури, который ни сном ни духом и даже смотрел в другую сторону, взвился клинок…
И завис, перехваченный татуированной лапой моего побратима.
Бури повернулся… тоже с мечом в руке.
Я тут же встал между ним и Расмусом. На всякий случай. Хотя понял, что мой азиат, оказывается, полностью контролировал ситуацию. И не перехвати Свартхёвди варяга, пожалуй, на одного сородича у Трувора стало бы меньше.
Свартхёвди выпустил Расмуса раньше, чем его соплеменники бросились на защиту родича. И не просто выпустил, а так основательно врезал красавчику ногой по яйцам, что пару минут о повторном нападении можно было не беспокоиться.
– И что это было? – сурово поинтересовался я у Трувора.
Лидер церемониться не стал. Подошел к скрючившемуся Расмусу, вынул из его руки меч, ухватил за волосы и заставил выпрямиться:
– Ты опозорил меня, Расмус! – прорычал он в искаженную физиономию соплеменника. – Ты напал на моих гостей! На моих друзей! Что скажешь?
Расмус встал прямо… Постарался встать прямо, что было нелегко:
– Убийца моего брата жить не должен! – выдохнул он с болью и яростью. – Ты, родич, уйди с дороги! Ты не князь, чтобы указывать мне!
Я удивился: что это? Бунт на корабле? Или межваряжские политические разборки?
Однако Трувор строить соплеменника не стал. Хотя и меч не отдал. Он повернулся ко мне:
– Могу я говорить с твоим человеком, Ульф Свити?
– Говори, – разрешил я.
Мне и самому было интересно выяснить что-нибудь из прошлого Бури. То есть отдавать на чей-либо суд, кроме своего собственного, я не собирался. Но поговорить… Почему бы и нет?
– Расмус сказал: ты убил его брата. Это так?