Земля призраков
Шрифт:
— Есть здесь дата? — спросил Рафтери.
— Ноябрь 1653 года, — ответила Нора. Она просмотрела еще несколько листов, перед тем как обратиться к собеседникам.
— Подождите, похоже, вот он. О’Флаэрти. Двадцати семи лет от роду. Разбойник и вор. Сослан пожизненно. Вы знаете что-нибудь еще о нем? У него была жена? И как выяснить это?
Лавина вопросов слегка озадачила Рафтери, но он улыбнулся:
— Я не уверен, что сохранились какие-то документы. История, которую часто рассказывают, гласит: он стал наемником и погиб где-то на континенте. Печальная история, но ничего необычного. Я не уверен, был ли он женат.
— И ничего больше? — уточнила Нора. — Как его имя?
— Простите, разве я не сказал? Катал. —
— Катал О’Флаэрти. СОЕ Вы не смеете утверждать, что это совпадение, — сказала Нора Кормаку, упиваясь победой. — И дата верная. И месторасположение, и инициалы верные. Значит, наша рыжеволосая девушка — его жена, скорее всего так, и нет сведений о том, что она тоже сослана. Но если его лишь сослали за преступления, почему же ее казнили?
И она тяжело вздохнула.
— Кто-то записывал местные народные песни? — спросил Кормак. — О прославленном разбойнике могли бы сложить одну или две.
— Я не уверен, делалось ли это официально, но, знаете, явления такого рода… — на мгновение Рафтери, нахмурившись, заколебался.
— Да? — Нора навострила уши, ожидая услышать совет.
— Вы не найдете никого лучше моей тети, Мегги Клири ее имя. Живет в маленьком местечке под названием Таллимор с той стороны горы. Но должен предупредить вас, она немного вспыльчива. У нее были и хорошие времена, и плохие, и вот сейчас плохое начало перевешивать хорошее. Но когда она в настроении, никто вам не расскажет больше обо всех семьях в округе. И она знает кучу песен — сотни. Вы таких и не слышали. Если вы поболтаете с ней, уделите внимание, ей это понравится. И виски пришлось бы кстати.
ГЛАВА 9
В половине одиннадцатого следующего утра Кормак и Нора уже упорно трудились на раскопках. По небу с запада на восток неслись клубящиеся вереницы серых туч, влажный ветер гнал их с океана за горы. Опершись на мгновение о рукоятку лопаты, Кормак задумался о собственной жизни, о том, что останется от него через триста, восемьсот или тысячу лет: с вещами, закатившимися под половицы или запрятанными так, чтобы никто их не нашел, пока и он сам не забыл об их существовании. Он отождествлял себя со скопидомами минувших веков, которые закапывали и охраняли свои сокровища, а затем — из-за провалов памяти, миграции или смерти — не могли вернуть их себе.
Он взглянул на Нору. Она просеивала землю через крупноячеистое сито в поисках артефактов: черепков посуды, остатков стекла, шлака и позеленевшей от времени бронзы. Что касается археологических находок, то раскопки ранних христианских поселений обычно приносили небогатый «урожай»: кости убитых животных и осколки разбитой посуды. Большинство того, что использовалось в подобных общинах, было сделано из органического материала и давным-давно сгнило. Но все же никогда не знаешь, что найдешь. Хотя остатки строений на поверхности не сохранились, они, без сомнения, находились под землей и могли поведать об особенностях строительной и производственной деятельности. И, конечно же, сохранились наслоения мусора, где каждый пласт содержал ценную информацию. Он живо ощущал значимость и притягательность археологии. К каждому участку раскопок он относился как к потенциальной сокровищнице, каждый шаг в раскопках предпринимал со скрупулезной тщательностью, чтобы ни в коем случае не пропустить ценный артефакт, особо важную деталь. Он трудился не только для настоящего, но и для будущих ученых, которые, возможно, смогут увидеть нечто новое в сделанных им и его коллегами открытиях. Однако они не смогут этого сделать, если современные исследования не будут предельно добросовестными и профессиональными. Образцы почвы, которые он взял сегодня, будут отправлены в лабораторию для изучения микроостатков, остатков насекомых, семян и растительного материала. Они продолжали использовать и традиционные
Кормак смотрел, как работает Нора: стоя на коленях в грязи, с закатанными рукавами. На ее темные брови налипла серая пыль. Она была от него уже футах в четырех, сосредоточенно просеивая почву, а затем сваливая ее в растущую кучу. Кормак почувствовал, что ему здесь нравится: тишину нарушали только скрип лопаты, тяжелые шлепки перебрасываемой почвы да отдаленный крик вспугнутой вороны.
— Вы не устаете, когда ничего не находите? — спросила Нора. — Столько вкалывать — и ничего, кроме четырех футов сплошного песка и гравия? Что заставляет вас продвигаться, дюйм за дюймом, вперед?
Странно, она как будто подслушала его мысли.
— Надежда, полагаю, мечта, которая вдруг да сбудется. Ваша работа, вероятно, тоже обыденна — тысячи банальных случаев, пока вы не наткнетесь на действительно интересную аномалию. Но разве этот поденный труд не делает моменты озарений еще более запоминающимися?
— Вы правы, безусловно, — сказала Нора, — но напомните мне еще раз, что мы ищем.
— Артефакты какого угодно периода, конечно, но также остатки каких-либо структур, вкрапления золы или древесного угля, которые помогут датировать пласты раскопа. Мусорные ямы, шлаковые кучи, прочие специфические следы человеческой деятельности. У общин, подобных этой, были не только духовные, но и вполне мирские потребности. Давайте попробуем разобраться, что могло происходить здесь когда-то и в каком порядке. — Продолжая говорить, он извлек кусочек бумаги и написал на нем цифру, а затем наколол бумажку на трехдюймовый гвоздь, торчащий из насыпи. — Я допускаю, это кажется безнадежным — пытаться раскрыть тайны целой культуры, наблюдая какие-то мелкие фрагменты, словно бы сквозь замочную скважину. Но если сложить небольшие открытия, сделанные по всей стране, то возникнет цельная картина. И кто утверждает, будто мы ничего не нашли? — Он жестом указал на глинистую насыпь перед собой. — Смотрите, как меняется цвет почвы. И видите тонкий черный слой в промежутке? Это древесный уголь, свидетельство человеческого жилья. Еще немного, и мы установим, что за дерево они жгли. Вам придется учиться смотреть.
Он отложил лопату и сел рядом с Норой.
— Посмотрите вон туда, — сказал он, показывая на виднеющийся за дорогой пейзаж. — И скажите, что вы видите.
Нора подняла голову и взглянула на сенокосные поля и пастбища.
— Скот, траву. Много желтых цветов. Ничего особенного.
— Посмотрите еще раз, — сказал Кормак. — Прямо туда.
— Я вижу холм. Это что, какой-то обман зрения?
Кормак ничего не ответил, молча глядя на нее.
Очертания круглого холма, который казался естественной частью ландшафта, были не совсем обычными. Он понял, что она уже заметила чрезмерную округлость и чрезмерную правильность холма, причем один край был срезан, словно вход в шахту. Он внимательно наблюдал, как ее рот приоткрылся, и она вновь к нему повернулась:
— Что это?
— Ну, может, остатки военных укреплений или могильного кургана.
Ему было приятно, что она так заинтересована.
— Прямо мурашки по коже, — сказала она.
— Клянусь, я не хотел, чтобы вы волновались.
Некоторое время они работали в молчании.
— Вы знаете, Рафтери обещал через пару дней устроить нам встречу с его тетей, — сказала Нора. — А пока мы можем еще кое-что сделать.
— Что вы предлагаете?
— Ну, мы могли бы съездить в центр по наследствам, который вы упоминали, посмотреть, какого рода записи там хранятся. Мы могли подкупить Робби печеньем, чтобы он разузнал все, что сможет, о Катале Море О’Флаэрти.