Земля — Сортировочная (сборник)
Шрифт:
– Зачем кошака на станцию тащишь? — спросил Холявка и подозрительно посмотрел на котенка.
Раньше ты здесь хоть из ЦРУ — вали, зеленый свет, а теперь пацана с котенком тормозят!… Нечисто.
– Это товарища Палкина котенок, — ответил Бабекус.
– Дак домой тащи.
– Заперто там, — быстро сказал я вперед Бабекуса, который уже собрался нести сущую чепуху о болезненной страсти начальника железнодорожного узла к этому котенку, выражающейся в желании непременно быть вместе, и так далее.
– Н–ну ладно, — неохотно сказал Холявка
«Спасибо!» — шепнул Бабекус.
«Гад!» — разозлился я.
«Ладно–ладно, — добродушно капитулировал Бабекус. — Ты за повстанцев, что ли?»
«Я всегда за революцию и за подполье!» — ответил я.
Через липы скверика зажелтел вокзал с его фальшивыми колоннами. Я подошел к подъезду со служебной стороны. У дверей на ящике сидел электрик Трущенков и курил.
– Пароль? — спросил он, увидев меня, и вынул из–за пазухи пистолет.
Котенок вдруг дернулся в моих руках и глухим голосом сказал:
– Я контрразведчик ВАСКА! Трущенков вскочил и отдал честь:
– Здравия желаю, магистр–гарольд!
– Пропусти нас в здание, — велел котенок.
– Мальчишку не могу, — ответил Трущенков. — Могу только вас.
«Вариант «бета»!» — едва слышно шепнул Бабе–кус, и котенок спрыгнул на землю.
Трущенков достал ключ, отпер дверь и открыл ее сантиметров на десять.
– Где принц? — спросил котенок.
– В диспетчерском зале, — ответил Трущенков. — Сейчас начнется заседание генералитета.
– Очень хорошо, — сказал котенок и шмыгнул в дверь, потом высунул голову и добавил: — Мальчишку отпусти.
Трущенков захлопнул дверь и подтолкнул меня:
– Иди, иди, пацан…
Я недоумевающе ушел за угол и там бросился бежать под балкон на втором этаже вокзала. Балкон этот открывался только два раза в год для выступления начальства на демонстрациях. На перилах балкона висело полотнище с лозунгом «Да здравствует!».
Я подбежал и увидел, как тонкий лазерный луч изнутри вырезал замок, и балконная дверь открылась. Котенок выбежал наружу и прыгнул на перила.
– Давай! — крикнул ему Бабекус.
Котенок сиганул вниз, вцепился когтями в транспарант, оборвал его с одного края и полетел на клумбу. Я подскочил и ухватил полотнище.
– Ты свою работу сделал, — сказал Бабекус котенку, перекручивая материю. — Отойди подальше и самоликвидируйся…
Упираясь ногами в стену, я полез на балкон. Меня качало и водило в разные стороны и один раз впечатало в стену, но я, хоть и с трудом, добрался до балюстрады.
Спрыгнув на балкон, Бабекус приоткрыл дверь и, отогнув уголок шторы, заглянул внутрь.
«Кустарные методы, — заметил я. — Прямо как в женскую баню подглядываете…»
«Не учи!» — огрызнулся Бабекус.
Балкон выводил прямо в диспетчерский зал. Я был здесь пару раз. Одну стену занимала огромная электрическая карта станции. Под ней были трибуна и пульт. По всему залу стояли столы и кресла. В углу, на высокой табуретке, затянутой алым, возвышался бюст,
Самое главное, что в зале никого не было, а на кафедре скромно лежала небольшая корона, усыпанная бриллиантами.
– Отлично! — прошептал Бабекус.
Отбросив штору, он через весь зал опрометью бросился к бюсту, бесцеремонно отогнул ткань и влез в недра табуретки, скрючившись там в три погибели.
P . S . Эта глава тоже сложное фелософское произведете. В ней говорица мысль, что в кажном из нас седит шпион из лагеря врага. Но это хорошо, пото–мучто мы сможем сориентироваца и изучить про–тивнека практически не сходя с места. Я вот, например, перестал сопротивляца Бабекусу потомучто хотел увидеть повстанцев. Поэтому чтобы познать мир, надо познать сибя, а чтобы победить врага на–еву, надо победить ево в сибе. Для этого надо быть умным и образованым человеком, много четать, хорошо учица в школе и инстетуте, занимаца самобразо–ванеем.
ГЛАВА 9. Как я покончил самоубийством
Бюст, под которым затаились мы с Бабекусом, изготовил наш сортировский скульптор Иван Ильич Лафеткин. Такими бюстами он обеспечил Старо–мыквинск, Новомыквинск и весь район. Он мог лепить их с закрытыми глазами, потому что в жизни ему не повезло.
Все началось с неудачной женитьбы. Он с детства мечтал лепить с жены обнаженную натуру богини Венеры, а с тети Полины Антоновны у него получался лишь бог Вакх, да и то не очень реально, так как был мужчиной, а Полина Антоновна — женщиной. Лафеткину приходилось изменять некоторые ее пропорции и домысливать детали. Желая поточнее передать дух Вакха, он пристрастился к алкоголю. Талант его угас, и с тех пор он только бил жену и лепил этот бюст.
Сквозь ветхую материю я хорошо видел зал и схему станции. Схема была яркая, красивая, подробная, с мощными разветвлениями, широким кольцом и обширными тупиками.
Пока я ее рассматривал, дверь открылась и в зал начали быстро и деловито входить всякие люди.
Я почти всех их знал в лицо. Это было наше начальство со станции — бригадиры всякие, руководители, шефы, мастера и так далее. Только были они какие–то подтянутые, собранные, даже, не побоюсь этого слова, интеллигентные.
Последним вошел начальник станции товарищ Палкин. Он запер дверь, поднялся на трибуну, торжественно водрузил на голову корону и сказал:
– Собратья!
«Вот и принц!» — отметил Бабекус.
– Собратья! — продолжал товарищ Палкин. — У нас мало времени! Диктаторские шпионы кружат вокруг, и скоро нам придется уходить отсюда, с этой планеты. Но перед этим мы должны завершить нашу операцию «Инсургент», соединить наши внешние эскадры с флотом адмирала Айраха и помочь восставшим колониям Приалькорья!…
«И про это они уже знают…» — проворчал Бабекус.
– Диктаторский режим с каждым днем ужесточается. Тиски произвола сдавливают свободу в Галактике! Но трон шатается, и наша задача — свалить его совсем!