Земля Тре

Рыжов Александр

В лицо пахнуло затхлостью. Посреди вежи, в очаге, мерцал слабый огонь, возле которого, накинув на зябкие плечи затертую до дыр оленью шкуру, сидела древняя старуха. Увидев нежданного гостя, она часто-часто заморгала глазами цвета остывшего пепла, но на ее сморщенном лице Коста не прочел ни тревоги, ни страха. Больше в веже не было никого.

– Заходи, - бросил Коста через плечо и прицепил булаву к поясу.

Глеб шагнул через порожек.

– Тиррв!

– Тиррв, - ответила старуха скрипучим голосом.
– Ке тыйй либпе?

Коста

развел руками.

– Извини, бабуля, мы не местные.

– Ке тыйй либпе?
– повторила старуха, не двигаясь с места.
– Каст тыйй пудэт?

– Что она говорит?

– Откуда я знаю!
– Глеб оглядывал затканные плесенью стены.
– Наверно, спрашивает, кто мы такие.

Коста не церемонясь подсел к старухе и стал объяснять:

– Мы издалека. Из-за моря. Руши - слышала про таких?

– Руши?
– Ее пепельные глаза задвигались.
– Тыйй... руши?

– Кажется, дошло.
– Коста сунул в огонь горстку березовой стружки, разбросанной вокруг очага, и пламя слегка приподнялось, осветив тесное жилище.
– Ты нас не бойся. Мы не со злом. Мы отдохнем и поедем дальше.

– Ке тон лях?
– продолжала допытываться старуха.

– Тьфу ты... Сказано, не понимаю. Глеб! Может, ты растолкуешь?

Глеб отмахнулся:

– Говори сам.

Смотреть в веже было не на что - ворох сухого ягеля, горка птичьих перьев и скомканная рогожа. Похоже, хозяйка - кто бы она ни была - жила в полной нищете.

– Бабуля, - сказал Коста ласково, - можно нам у тебя переночевать?

Он сложил ладони вместе и прижал к щеке, изображая подушку.

– Ночлег, спать... Понимаешь?

Старуха поняла и молча указала на ягель - мол, устраивайтесь. Коста встал и обрадованно хлопнул руками по коленкам.

– Аида за дровами!

Они вышли из вежи. Коста подошел к упряжке и достал вукс с провизией.

– Сейчас отогреемся, поужинаем... Заодно и бабулю подкормим - уж больно тощая.

– Коста, - сказал Глеб с тревогой.
– Олени дрожат...

Олени пугливо озирались по сторонам и шаг за шагом отодвигались от вежи. Коста порылся в мешке, достал веревку, сплетенную из прочных корней (Элльм называл ее "хигна"), привязал к сосне и набросил петлю на рога одного из оленей. Потом положил ему на спину тяжелую руку и провел ладонью по искрящейся шерсти.

– Успокойтесь, глупые. Никого тут нет.

– Странная бабка, - сказал Глеб полушепотом.
– Откуда она взялась? Почему одна?

– Вопросы интересные, - задумчиво проговорил Коста.
– Я бы расспросил, да она по-русски ни бельмеса.

– Может, уедем?

– Неловко. Сперва напросились, а теперь бежать? Переночуем, а с утра пораньше тронемся.

Глебу хотелось сказать еще что-то, но Коста с мешком в руке уже зашагал к веже. Олени покорно замерли под сосной. Глеб вздохнул и пошел рубить ветки.

Сразу после ужина легли спать. Старуха устроилась возле очага, на рогоже, Глеб с Костой - под стенкой, на ягельной подстилке. От жаркого пламени заросшие инеем шесты внутри вежи оттаяли и покрылись крупными каплями, но из всех щелей тянуло ледяным холодом, и Глебу пришлось надеть койбицы. Обоим не спалось. Коста ворочался с боку на бок, поглядывая то на старуху, то на завешенный грязной тряпкой вход.

Задремали только под утро. Сквозь тонкую пелену беспокойного сна Глеб продолжал улавливать звуки, запахи, холодные прикосновения сквозняков. Сквозняки... По открытому лицу пробежала волна морозного воздуха, и Глеб проснулся.

Через реппень лился жидкий, как ряженка, лунный свет. Он падал на то место, где был очаг, и круглым пятном растекался по полу.

– Коста!
– Глеб тряхнул друга за плечо.
– Проснись!

Коста поднял голову и стал тереть кулаками сонные глаза.

– Что стряслось?

– Старуха исчезла!
– прошептал Глеб, шаря глазами по веже.

– Как исчезла?
– Руки Косты опустились, он сел и уставился на качавшуюся над входом занавеску.
– Вышла?

– Тс-с!
– Глеб на коленях подполз к занавеске и приподнял угол.

Снаружи доносились какие-то звуки - как будто хлопали крылья.

– Что там?
– спросил Коста.

– Наши олени, кережа... Старухи нет!

– Погоди-ка.
– Коста приложил ухо к стене.
– Это, кажется, здесь.

Он тихонько проковырял пальцем дерн, заглянул в дырку, и его бугристые плечи напряглись. Глеб подполз к нему и, сгорая от нетерпения, ткнул кулаком в бок.

– Что видно?

Коста безмолвствовал. Пронзительно засвистел ветер, хлопанье стало громче, потом вдруг оборвалось, и наступила тишина.

– Все.
– Коста отвалился от стены и потрогал пальцами покрасневший глаз.
– Улетела...

– Как улетела?!

– На рогоже... Сказку про ковер-самолет слыхал?

У Косты был вид человека, которого только что огрели по голове чем-то тяжелым. Глеб вцепился в него и потянул к выходу.

– Идем! Скорее!

Привязанные к сосне олени рвались изо всех сил, дергая кережу и громко стуча рогами. Коста принялся второпях распутывать затвердевшую на морозе хигну. Пальцы стыли, он, ругаясь, дышал на них, растягивал ногтями обледенелый узел, но веревка не поддавалась.

Большая черная тень на мгновение закрыла луну. Глеб опять услышал хлопанье и увидел над крышей вежи старуху. Она вынырнула из ночной тьмы, как лемех из пашни, и медленно опустилась на снег. В ее руках, словно парус на рее, трепыхалась рогожа. Увидев Глеба и Косту, она завопила:

– Разнайке! Разнайке!

Коста выхватил нож и перерезал упрямую веревку. Но было поздно. Из-за сосны, прямо в переливы света, исходившего от оленей, выскочила росомаха. Глеб вздрогнул. Она была величиной со льва, которого он видел однажды в половецких землях.