Земля вращается со скрипом (сборник)

Курилко Алексей Леонидович

Парни подошли. Стали что-то покупать. Я у одного, не­бритого такого, спрашиваю:

– Сигареткой не угостите.

Он глянул на меня и презрительно выцедил:

– Свои надо иметь.

А черт, думаю, начинается. Ну, чего не угостить? На край­ний случай, почему нельзя отказать вежливо, культурно...

– На свои, - говорю, - денег нет.

Заработай...
– реагирует он в ответ так же презритель­но, но уже даже не глядя.

А вы бы научили меня - как. По вам сразу видно - работяги. .. Прямо заслуженные ветеринары

труда!

Все трое уставились на меня, явно не понимая, что собст­венно происходит. Кто я? Чего хочу? Как смею?

А высокий такой, самый высокий, говорит:

Че те надо?

Ниче.

– Так че ты хочешь?

– Ниче.

– Те че, пизды дать?

– Ау вас есть?

Всё. Дальше терпеть они не намерены. Они ведь уверены, что физическое преимущество полностью на их стороне. По­добная самоуверенность исключает элементарную осторож­ность.

– Да ты задолбал!
– сообщает небритый и, шагнув вперед,

бьет меня в глаз.

Первый удар не страшен. Он наносится обычно для про­формы. Он рассчитан исключительно на то, чтобы поста­вить меня, дерзкого щенка, на место. Они убеждены, это не­приятное недоразумение в моем лице устраняется легко.

Нет, первый удар не страшен, но как важен для меня этот удар. После него мне их не жаль. Он усыпляет остатки моей искалеченной совести и будит во мне агрессию по отноше­нию к этим козлам.

Ах, вы драться лезете, думаю я. Ну, хорошо...

И я вкладываю гораздо больше силы в свой прямой удар в край подбородка. Небритый, клюнув воздух головой, рушит­ся, словно взорванный дом в военной кинохронике. Тут же ко мне ломится высокий и даже успевает замахнуться, но мощ­нейший удар Брюни просто-таки уносит его в сторону.

Третий парень в полнейшей растерянности глядит на это «Бородино», глаза нервно аплодируют...

Саша медленно подходит к нему. Я знаю, он не станет его бить. Тот боится и уже совершенно раздавлен морально... В Брюне нет и капли жестокости, ему по душе драться с до­стойными, равными противниками...

– Хочешь мне что-то сказать?

– М-м... Нет...-Твоя тачка?

– Да...

Ну, так езжай...

Саня даже не злорадствует, ему неинтересно... Он вновь наклоняется к окошку:

Манюня, ну дай нам пачку «Мальборо»...

Как зуб?

Да болит.

Тебе водки надо выпить.

Не хочу я водки.

Лучшее лекарство.

Не хочу. Куда мы идем?

В гастроном. Хлеб надо купить. Забыл?

Оставив меня на парковой аллее, Брюховецкий ринулся через проезжую часть и нырнул в магазин.

Я закурил. Затягиваясь, надувал щеку, полоща зуб сига­ретным дымом.

Вернулся он спустя минут пятнадцать, держа в руках бу­тылку водки, два пластиковых стаканчика и пол-литровый пакет томатного сока.

Я спросил:

– А хлеб?

Не хватило. На червонец особо не разгуляешься. Помни об этом.

Так как же хлеб?
– не унимался я, пока он разливал.

Да что ты заладил - хлеб, хлеб!.. Не хлебом единым жив человек!
– Он протянул мне стаканчик: - Ведешь себя, как не знаю кто. Прям вынь ему тут да положь! Хлеба и зрелищ!

Мимо продефилировали две крашеные блондинки. Так, ничего особенного.

Саня проводил их тоскующим взглядом и провозгласил:

– За проходящих здесь дам!

Выпили мы, запили тепловатым соком...

– Ты в реинкарнацию веришь?
– спросил вдруг Брюня.

Это когда после смерти твоя душа переселяется во что-то другое?

Нет, в кого-то. Во что-то - это полная ересь. Говорят, чело­век живет двенадцать жизней, а то и больше. Только он этого не помнит. Так, изредка, у кого-то всплывают какие-то куски в па­мяти, но он вкурить не может, что это за хрень. Или там... сон приснится, только с реальной жизнью ваще никак не связан.

Ну и что?

Да вот...
– он чуть замялся.
– Мне вчера показалось, что в прошлой жизни... Показалось, что в прошлой жизни я был Александром Матросовым.

– Кем?

– Александром Матросовым.

– Это который грудью бросился на дот?

– Не совсем. Он вроде как ползком его... это... обогнул...Взобрался на него и, схватившись за дуло пулемета, направил его вверх, а наши, значит, поднялись и поперли в атаку.

Это потом уже стали писать, дескать, он грудью на пулемет бросился. Только это глупо и бесполезно. Его б в куски разо­рвало. Но звучит геройски, дескать, бросился на дот. Грудью прикрыл товарищей.

– Да, звучит эффектно. Наливай.

Саша повторно наполнил стаканчики.

– Так он что, выжил?
– спросил я.

– Убили. Но самое опасное расстояние наши успели пре­одолеть без потерь.

– Стало быть, не зря парень погиб.

– Не зря...

– Ну тогда, - говорю, - давай выпьем за бессмертный по­двиг Александра Матросова. Или даже за тебя! Мало ли...

Зубная боль заметно отпускала..." Делаем так, - сказал Саня.
– Допиваем эту отраву и шу­руем к Соболеву. Во-первых, у него самогона всегда хоть за­лейся, а во-вторых - гитара.

– А хлеб?
– Что?

Хлеб! Опять твоя мамаша скажет, что я на тебя плоховлияю.

Так я и говорю! Шуруем к Соболеву, киряем и одалживаем бабло на хлеб. Магазин же до девяти. У нас еще час времени.

– Ох, что-то мне это не нравится.

Брюня осуждающе покачал головой.

Знаешь, Леня, в чем твоя проблема? Все, что ты в жизни делаешь, -правильно! Но! Как-то без огонька, без удовольствия, без энти... энтузиазма!.. Так словно оно тебе в тягость... Вот возникла безумная идея - идти к Соболеву. Вместо того, чтобы воскликнуть в неописуемом восторге: «Супер!