Земля вращается со скрипом (сборник)

Курилко Алексей Леонидович

– У нас сейчас в доме совсем ни копейки. Эти все пропили.

А у меня пенсия через неделю только.

Зачем же ты, думаю, интересовалась, сколько мне нуж­но?

Должно быть, она о том же подумала.

– Я, - говорит, - решила тебе гривен двадцать... Так я бы у соседей спросила.

Не дала. Времени потраченного жаль. По дороге к выходу заглядываю к Костику.

– Выздоравливай, рыбак!

Он виновато улыбается в ответ. Гад какой! Явно знал за­ранее. А

еще говорят, деньги дружбе не помеха.

Наговаривают на деньги. Они, дескать, и человека пор­тят. И могут разрушить самую крепкую дружбу, самую силь­ную любовь...

Чушь! И крепкую дружбу и сильную любовь разрушат скорее не деньги, а их отсутствие. Оно же скорее испортит и человека.Дождя нет. А хорошо бы. Душно что-то.

Права тетя Марина. Я лентяй. Работать я не желаю.

Физический труд меня убивает. А умственным трудом я заниматься не могу. Образования не имею соответственно­го. Учиться надо было. Ленился.

После армии я женился. Жил на иждивении жены. Она была продавщицей в мясном отделе. А я тренькал на гитаре, сочинял песни и строил планы о создании группы. Потом я встретил Олю. Я ушел к ней без гитары, так как думал, что гордый, а гитара была куплена на деньги жены.

Оля тоже нигде не работала, но мы ни в чем не нуждались благодаря ее богатым родителям и Олиному таланту притя­гивать к себе деньги просто ниоткуда. Ее состоятельные при­ятели давали ей в долг и запрещали даже упоминать об отда­че. Я стал ревновать. Нас приглашали в гости, в рестораны, на пикники... Я не шел, оставался дома один и отдавался приступам ревности.

Долго так тянуться не могло. Мы расстались, продолжая друг друга любить.

Официально мы до сих пор состоим в браке.Много странностей в жизни.

Странно, например, что порой мы хотим одного, а делаем нечто совсем другое. Может, мы не знаем на самом деле, чего хотим, лишь думаем, что знаем.

Аида, Никита! Гляди, как набухли темно-серые тучи! Сей­час как разродятся ливнем! Это, видать, одно из тех мест.

Лишь вбежав в подъезд дома, где проживала Анжела Ни­колаевна, я вдруг вспомнил, что она умерла. Мне сообщил об этом Костя, когда я был пьян и не хотел верить, и поэтому скоро забыл.

Нет, точно, ее больше нет.

И снова стало жаль зря потраченного времени.

Сколько сейчас? Без двадцати два. До назначенного часа -уйма времени.

Пережду, пока сей поток не иссякнет, и рвану дальше.

Надо же, забыл, что умерла. Включил ее, уже давно мерт­вую, в список, настолько был в ней уверен. Она бы дала, будь она жива. Пусть не всю сумму, половину, треть, четверть... Сколько б могла...

Она же, помню, меня спросила, год-полтора назад, встре­тив случайно на улице: на что ты, мол, живешь, не работая. Обычно я отвечаю так: «Да разве это жизнь?» А перед ней ос­троумничать не стал, ответил честно:

«Да так, не на что».

«Как это?» - удивилась она.«Не знаю», - сказал я, пожав плечами.

Косой от ветра ливень потихоньку утихает.

Воротник плаща не желает стоять, высокий и мягкий, уп­рямо загибается вниз. Ладно, буду рукой придерживать. Не люблю я дождь, слякоть... В дождь хорошо спать или зани­маться любовью.

Парадокс - дождь не люблю, но он у меня почти в каждой второй песне присутствует. В песнях я не сплю во время дож­дя, любовью не занимаюсь, обычно мокну под ним, до по­следней нитки... И плаща на мне нет.

Племянника зовут Никита. В мою честь. Ему десять лет. Вопросы задает самые неожиданные. Недавно спросил меня, серьезно глядя в глаза:

«Ты когда умрешь?»

Я растерянно улыбнулся:

«Точно сказать не могу».«Ты подумай», - настаивал он.«Ну лет двадцать еще поживу. Хотелось бы».

Никита кивнул и заявил:

«А я умру в сто лет».

«Мне бы твою уверенность, - говорю.
– И твой оптимизм».

Прихожу как раз к обеду.

Пригласит - не откажусь. Сестренка готовить умеет. При­глашает. Не отказываюсь.

Жую. Поглядываю на Анжелу. На Никиту. Он похож на своего отца. Большая голова, высокий лоб, нос мясистый... Анжелка красавица. Худая, правда. Но мужу ее это нравится. А даже если б и не нравилось - тут уже ничего не поделаешь -порода такая, не поправимая. В том смысле, что не попра­вится ей, что ни делай. И я такой.

Что нового?
– интересуется Анжела.

Все по-старому, - отвечаю.

Сейчас она, улыбнувшись, спросит: «Не женился еще? В третий раз». Улыбается.

Не женился еще?

В третий раз, - говорю.
– Нет, пока.

Малой доедает.

– Иди в комнату, - просит Анжела.
– Мы с дядей покурим.

Никита облизывает напоследок тарелку, осуждающе смо­трит на мою, не облизанную, и уходит, бросив на прощание:

– Курить - здоровью вредить.

Не умничай!
– весело кричит ему вдогонку мама.

Мы закуриваем.

Ты по делу?

Да вот, - начинаю я лгать, от всей души надеясь, что некраснея, - на права хочу сдать.

Это дело, - соглашается она, и я чувствую, что она мне не верит.

Не хватает, - продолжаю я, - сто баксов.

Хорошо, - говорит она, - завтра Рома должен вернуться из рейса, я у него возьму.

Завтра?

Завтра. Вечером.

Ну что ты ей скажешь, кроме слов благодарности. А главное, теперь обязательно придется сдавать на права. Я ее дол­го обманывать не смогу. Потому что она совмещает в своем лице и сестру, и друга, и мать. Кого-то одного я бы мог обма­нывать, но всех троих сразу...