Земля вращается со скрипом (сборник)

Курилко Алексей Леонидович

А может, всего лишь мгновение. Вопросы тем временем продолжались.

Ваше отношение к жизни?

Я разочарован.

Ваше отношение к смерти?

Смерть - всего лишь конец рождения, как рождение это начало смерти. Я не боюсь смерти. Есть вещи пострашнее в жизни, чем смерть.

Какую главную мысль вы вынесли из жизни?

За все приходится платить.

Что больше всего ценили в жизни?

Бесшумное вращение Земли.

Что, по-вашему, нужно человеку для счастья?

Смотря какому... Если вы имеете в виду человеку вооб­ще... То немного... Например, сначала много боли, а потом обезболивающего.

Вы

были счастливы?

О, много раз.

Как вы относились к мудрецам?

Я всегда сомневался в их мудрости. Но не в самих.

Как вы относились к дуракам?

Иногда завидовал. Но пытался избегать их общества.

Как вы относились к женщинам?

По-разному.

А конкретней?

Тогда к какой конкретно?

Вы верите в любовь?
– спросил голос через паузу.

Не знаю, - ответил Уваров, пожав плечами.
– Говорят, любовь это Бог... и наоборот.

Как вы относитесь к Богу?

Я искал его.

Будь у вас еще одна жизнь, вы прожили бы ее так же или попытались бы что-нибудь в ней изменить?

Уваров задумался, потом уверенно ответил:

– Что толку менять что-то в жизни, если сам ты останешься неизменным. Будь я други м, я бы и жизнь прожил совер- шенно другую Что вы посоветуете своему врагу?

– Всегда говорить правду.- Что вы посоветуете своему другу?- Слушать то, что говорит враг.- Что вы лучше помнили: зло, которое причиняли вам,или добро, которое делали вы?- Что значит - лучше? Я прекрасно помню всё.- Вы грешили?- Еще как!- Почему?-Ну...Яжил.- Какие из десяти заповедей вы нарушали?- А их десять? Я думал, больше. Наверное, все. Не знаю.- Вы жалеете о чем-нибудь?- Я не жалею. Я сожалею.- И последнее. На какой вопрос вам ответить было труднее всего?- О Господи... На этот.- Вот, собственно, и всё.Уваров вновь очутился в кафе «Боливар». Вера как ни в чем не бывало сидела напротив.Саша хлебнул шампанского. Вытащил из кармана пачку сигарет, закурил, не сводя с Веры внимательных глаз. Он протянул ей пачку, она покачала головой.- И что это было?
– спросил он.- Ничего.- Нет, что-то было.- Ничего. Я попросила представить - вы представили.-Допустим, -медленно кивнул он, соглашаясь.
– Ачто будет потом? После всего этого?- Да откуда ж я знаю, - усмехнулась Вера.
– Может, другая жизнь. Если вы достойный человек, то та, которую бы вы хотели, а если нет, то та, которую не хотели бы. Он нахмурился:- Я не нужен ему. Я никому не нужен!
– Он выдернул свою руку из-под ее руки.
– Откуда взялась эта уверенность в знании чужой жизни и вообще всего?! Устроили тут черт знает что! Вы сначала со своей жизнью разберитесь! Нужен – не нужен! Ему всего-то год! Он, может, и не помнит меня. Он,

может, и не мой вовсе! И не надо делать из меня чудовище! Я такой же, как все...
– Уваров задумался и добавил спокойней: - Никогда не хотел быть, как все...

– Вы нужны ему, а он нужен вам, - тихо, но уверенно проговорила она.

Встав, Уваров навис над Верой.

– Послушайте, кто вы такая?- Вера.- В каком смысле?

– Меня так зовут.

С минуту - чуть меньше - они смотрели друг другу в глаза.

– Скоро начнется, - сказал он наконец, - я пойду на улицу, хочется умереть на воздухе. «Боливар» не вынесет двоих.

Уваров направился к выходу, но на полпути остановился, постоял, обернулся.

– Я думаю, - сказал он, - там не будут задавать вопросы.

Там всё знают.

Вера улыбнулась, счастливая, словно речь шла о всеоб­щем празднике:

– Там всё знают, - подтвердила она.
– И там всё поймут.

Он хотел улыбнуться ей в ответ, но не смог.

Выйдя на улицу, он прикурил следующую сигарету. Ос­мотрелся. Кругом - ни души. Он вышел на проезжую часть и зашагал по ней, сунув руки в карманы.

До конца света оставалось минут сорок.

СБОРИЩЕ НЕУДАЧНИКОВ

Факты и вымысел в моих книгах так пе­ремешаны, что сейчас, оглядываясь назад, я не всегда могу отличить одно от другого.

СОМЕРСЕТ МОЕМ

Глава первая «Черный карат»

Не так давно я заезжал к сестре, на район в котором рос, и повстречал товарища из прошлой жизни. Привет, как дела, че почем, то да се, пятое-десятое, ля-ля-тополя. ..

Разговорились. Вспомнили общих друзей-знакомых. Оказалось, кто в живых еще, те сидят. Короче, классика: иных уж нет, а те далече.

Сам он год-два как освободился. Сейчас помощник депу­тата.

– Ну, а ты где?

Мне отчего-то стало неловко.

– Да так, - говорю, - в театре одном. Играю.

Одна его бровь на обычно каменном лице слегка приподня­лась, что скорее всего означало крайнюю степень удивления.

– Серьезно? Ты - клоун?!

Вот тебе раз! Я прямо-таки растерялся. Что тут скажешь? Мог ли я отрицать? Или хотя бы оспаривать точность подоб­ного определения? Я попытался:

– О чем ты говоришь? Я актер.

Он тяжело вздохнул. Это было вполне красноречиво. Ему оставалось только скорбно добавить: каких, мол, людей теря­ем... Но я его опередил.

– Что поделаешь?
– говорю.
– Одни идут в депутаты, дру­гие - в артисты. Работать никто не хочет. Кстати, приходи как-нибудь к нам в театр.

Он покачал головой, затем судорожно пожал плечами, скривился, покивал и наконец спросил:

– А что это за тяга такая - театр?

На этот вопрос я ответить не смог. Ему.

Вообще-то я не люблю театр.

Я люблю играть, и у меня это здорово получается. А вот быть в театре зрителем - увольте. Не понимал и не пони­маю. Меня как зрителя все раздражает: то актерская фальшь, то эти полупридурочные труднообъяснимые ре­жиссерские решения, претендующие на глубину. Раздра­жают соседи. Хочется с головой окунуться в происходящее на сцене, поверить, что все это происходит на самом деле. Но слева кто-то чешется, справа кашляют, за спиной шеп­чутся... Как хорошо, что почти всегда я по ту сторону рам­пы. Ни за какие коврижки не заманишь меня в театр в ка­честве зрителя.

Да и с актерской точки зрения театр менее интересен, чем кино. В театре все условно, а игра всегда чуть преувели­чена: мимика сильнее, голос громче, жесты крупнее...

В кино играть нужно тоньше, без лишнего наигрыша -камера все сечет. И в конечном итоге, фильм всегда интерес­ней спектакля, а главное, он долговечней. Умер актер, ре­зультат же его работы остается.

Театр интересен и дорог лишь тем, что можно прийти и насладиться здесь и сейчас живой игрой любимого артиста. Во всем остальном -убежден - это удовольствие позапрошло­го века.