Земля зеленая
Шрифт:
Хозяйка Бривиней все время прислушивалась. И вдруг ей показалось — да, действительно… Осиене смеялась! На лице Лизбете распустилась улыбка, когда она взглянула на мужа. Довольный хозяин Бривиней кивнул в ответ…
В понедельник утром хозяйка и испольщица после долгих недель впервые встретились на кухне — надо думать, что это не случайно произошло. Осиене опять обрела язык. Она слышала, будто хозяйка собирается резать поросенка. Чего там понапрасну бегать в Межавилки за Дудинским: кажется, она испольщица, еще не забыла с прошлой осени этого мастерства? Только надо сказать Яну, чтобы наточил нож… После завтрака Ванаг быстренько пробрался вдоль риги, потом через ложбину лесного ручья к молодняку, —
Осис с Галынем подняли поросенка на край загородки, Большой Андр зажал рукой рыло, чтобы не так визжал. Осиене, действительно как настоящий мастер, отыскала нужное место для укола — между шеей и предплечьем. Вытащив нож со стекающими каплями крови, рукояткой ткнула в спину Тале, — эта трусиха зажмурила глаза и отвернулась, а кровь лилась через край миски на землю. Палить свиней мастерски умел Осис. У костра, разведенного на берегу реки, он подожженными пучками длинной соломы спалил щетину, потом накалил старый лемех и прогладил кожу так старательно, что даже ногтем ничего не зацепишь. Пичук с Катыней прыгали вокруг костра, ожидая, когда вырежут пузырь, чтобы через соломинку раздуть его и повесить на перекладине в комнате. Лизбете вышла на берег, сложив руки под передником, и смотрела, ласково улыбаясь. Да, теперь все стало по-прежнему.
Жизнь одним поворотом вошла в старую колею. После обеда Тале снова мотала цевки на хозяйской половине, маленькие с ликованием вбежали к матери — показать кусочки сахара, которые им дала тетя Лаура. А на ужин хозяйка принесла такую миску супа из свиных потрохов, что пришлось даже Андра призвать на помощь, чтобы съесть все. Андр помог выхлебать суп, но читать на хозяйскую половину все же не пошел.
— У них больше на уме Лаурины тряпки, чем моя книга, — сказал он, глубоко оскорбленный.
Маленький Андр уже не жил в Бривинях, и поэтому чтения в людской прекратились. Зато Осису пришлось принести еще полштофа керосина, — лампочка на их половине горела куда дольше, чем прошлой зимой. Как только Андр поднимал голову от книги, сразу начинались длинные разговоры о его будущей жизни в Вайнелях, о свадьбе Мартыня с Лизой Зелтынь, а главным образом — об арендном месте Осиса и новом доме на острове. Каждый день приходило на ум что-нибудь важное, требующее обсуждения. Волость, владельцы, арендаторы с выкупленными и выкупаемыми домами — все это осталось где-то далеко позади, весь остальной мир казался ничтожным в сравнении с мечтами о своей новой жизни и блестящими видами на будущее. С каждым вечером все шире и красочнее становилась картина этого будущего. Комната испольщика Бривиней стала напоминать квашню со свежезамешенным тестом, которое поднималось все выше и выше.
Нет, Ванаг не из таких людей, которые изменяют своему слову. Он вполне согласен с Осисом, что бревна мягких пород из Кундравского леса не годятся для жилого дома на острове. Поехал в имение к самому барону и выпросил у него пятьдесят бревен из Куцсилиньского мохового бора, — стены старых дивайских риг, срубленные из таких бревен сто лет назад, еще сегодня звенели при ударе обухом, как новые. Ванаг на четыре дня отпустил Большого Андра, чтобы помог отцу свалить деревья и вывезти к дороге, потом Осис мог один справиться. Осис сбросил с дровней плетеный кузов, — теперь уже нет времени отвозить бутылки в Поневеж, хотя и потеряешь на этом шесть рублей. Мара согласилась с ним: прежде всего надо думать о том, чтобы скорее доставить бревна на остров, пока из Куцсилиньского леса возят дрова и дорога хорошо наезжена. Осис втащил в комнату санки, — нужно сменить подреза и наложить новые вязки. Дровни послужат и без починки, — наклепки и полозья крепкие. Осис выждал два дня, пока морозы отпустят и дорога станет легче; он все же побаивался, что Леший не пойдет в дровнях — за осень присмотрелся к нему, и появилось подозрение, что по зимней санной дороге тянуть не станет.
В Куцсилиньский лес надо ехать мимо Рандан и Межамиетанов. В Межамиетанах батраки Зиверса возили камни и бревна на постройку помещичьего хлева, — лесная дорога до самой палейской границы накатанная и гладкая, как стол. Чтобы проверить гнедого, Осис навалил для первого случая бревно полегче. По хорошей дороге поехали без задержки, никакой беды не приключилось. Но близ Рандан салазки, прицепленные сзади, раскатились и завязли одним полозом в небольшой канаве. Гнедой сразу же остановился, словно этого только и ждал. Сердце Осиса замерло от дурного предчувствия. Он не стал погонять коня, а прошел и очистил от снега канавку, поправил тонкий конец бревна на салазках. Беда невелика, даже старый чалый выдернул бы воз из этой пустяковой канавы на дорогу, если бы возница помог. Но гнедой стоял, понурив голову, и не думал двигаться, несмотря на гневные окрики. У Осиса опустились руки. Он оставил салазки и пошел к дровням. Конь смотрел на него сердито, прижатые уши ясно показывали: «Прыгай вокруг меня, все равно тащить не стану».
Немало видел Осис норовистых лошадей. Попробовал добром — высвободил гриву из-под хомута, отпустил чересседельник, поправил шлею. Но Леший, наверное, только ухмыльнулся: «Ухаживай сколько тебе угодно, ведь ты у меня не первый».
Не помогали вожжи, не помог кнут, и даже кнутовище не помогло. Норовистый конь подвинулся, но не вперед, а назад, отступил так, что хомут полез через голову на самые уши. Устав, вспотев, отчаявшись, возница присел на бревно: только два слова, тяжелые, как обломки камней, вырвались из глубины души:
— Проклятый Рутка!
Плакать впору. Норовистая лошадь — для крестьянина самое большое несчастье. Что теперь делать? Бросить бревно и ехать домой порожняком? Но здесь оставить его нельзя, как и те сорок девять в лесу. Беспомощно смотрел Осис через занесенные снегом поля на черную полосу Лемешгале.
Кто-то подъехал, сидя на возу с дровами. Это был Иоргис Вевер. Конечно, он еще издали понял беду Осиса. Остановился и покачал головой.
— Ну и купил же ты несчастье на свою голову! — сказал он сочувственно.
Начали стараться оба, — один подталкивал рычагом салазки, другой погонял лошадь. Напрасно, — Леший брыкался и ржал, когда побои чересчур пробирали кожу, наконец бросился в сторону, решив сломать оглобли. Иоргис Вевер махнул рукой:
— Зря с ним мучаемся, слишком норовистый, от этого ни одну лошадь не отучить.
Все же он знал один проверенный способ. Подвел своего вороного и поставил рядом с гнедым. Сначала Леший делал вид, что не замечает соседа, который, здороваясь, обнюхивал его морду и пытался зубами схватить за губу. Но вскоре в ответ начал приветственно махать головой. Через некоторое время они уже терлись мордами друг о друга. Это, должно быть, означало, что знакомство состоялось и дружба заключена. Тогда Иоргис Вевер влез на свой воз.
— Скорее бери вожжи! — крикнул он. — Теперь твой негодяй пойдет.
И впрямь, за товарищем потянулся и Леший. Затрещал хомут, и салазки с бревном одним махом вылетели на дорогу, гнедой лег всей широкой грудью в хомут, волоча за собой возницу, натянувшего вожжи. При повороте на большак задний конец бревна снова сполз по наклону, но вороной Иоргиса Вевера широко шагал впереди, и Леший не хотел отставать, без понуканий мигом выволок воз. Силы у него, как у черта, гораздо больше, чем желания, — это обижало и злило возницу.