Земля зеленая
Шрифт:
Для тучного вороного Иоргиса Вевера полсажени сухих еловых дров сущая безделица, по ровному большаку он пошел неторопливой, но ходкой рысью. Осис со своим норовистым гнедым опять остался один. Мимо Межсаргов и корчмы Виксны проехали благополучно, но на холмике, против парка Стекольного завода, намело небольшие сугробы, здесь негодяй снова остановился. Начались те же муки. Осис сбросил полушубок и рукавицы, все же капли пота катились по шее, как в сенокос. Кнутовище сломалось, он отыскал палку потолще, — самому противно было, как колотил гнедого по бокам, по спине и по шее, но Лешего не проймешь. Подводчики, возившие бревна из Кундравского леса, уже проехали порожняком, отправляясь во второй заезд, — догонят приблизительно через час, когда найдутся помощники хотя бы среди своих же батраков.
— Значит, ты нарвался, этакий дурак! Мне ведь тоже Рутка хотел его подсунуть, но не стану же я за собственные деньги беду покупать.
На самом же деле не купил только потому, что не смог собрать десяти рублей, которые потребовал Рутка в задаток. Не такой уж Бриедис злой и Осису не враг, но как не посмеяться над несчастьем другого! Полный гнева и стыда за собственную слепоту, Осис только погрозил палкой вслед Бриедису и бессильно опустился на бревно, поджидая, пока кто-нибудь поможет.
Мара весь день провела в тяжелом предчувствии. Когда вечером муж втащился в комнату и тяжело сел на скамью у стола, у Осиене отнялись ноги. Значит, правда! Сердце ей уже сказало, ее сердце — вещун, всегда предчувствовало несчастье.
В этот вечер они долго просидели, придавленные бедой, не видя никакого выхода. Как доставить бревна на остров, если только раз в день можно обернуться, да и то после поездки нет сил, чтобы нагнуться и ноги разуть или ложку похлебки ко рту поднести! Осис окончательно упал духом. Но Мара не могла так легко примириться. Допустимо ли из-за проклятой скотины расставаться со всем, что казалось таким прекрасным и легко достижимым? Четверо хозяйских батраков работали на пяти лошадях, — может быть, Ванаг на несколько дней даст испольщику шестую? Искупая зло, причиненное штудентом, Бривинь и в этом случае мог бы помочь немного. Арендное место и собственный домик — основа будущей жизни, ради них Осиене готова десять раз забыть все пережитое. Несчастье Анны казалось теперь таким пустячным, если за него можно получить еще кое-какую помощь, хотя бы доставить бревна на остров… Нехорошо было так думать, всплыло смутное сознание греха, божьего суда, — но что значит грех и все кары в сравнении с тем куском земли, который мелькнул, как в волшебном сне, и готовился опять исчезнуть навеки…
Нет, нет, только не это! Даже в мыслях не могла она допустить такого крушения всех надежд. Уж лучше самим вместе с ребятами запрячься в дровни и приволочь бревна на остров! Всякие глупости наболтала, в отчаянии хватаясь за все в поисках спасения. Может быть, Калвиц поможет? Ему самому возить надо, по лошадь у него как медведь, лесная делянка — рядом с делянкой Осиса. Может быть, к весне, когда эти сугробы сойдут, по дороге, схваченной утренником, Леший потянет, если его подковать на острые шипы, чтобы не скользил…
Несколько раз они поругались. Осиене не могла примириться с тем, что у мужа опустились руки, — он даже и не пытался подумать и поискать какого-нибудь выхода. Ночью они почти не спали. Утром Осис выехал до рассвета. После завтрака, как подосланный самим нечистым, примчался Рутка: нет ли у них в уплату долга сена и хотя бы мешочка ржаной муки, многого он не просит, учитывая, что Осису нелегко живется. Мара стояла у плиты и едва удержалась, чтобы не плеснуть ему кипятком в глаза.
— Негодяй, вор, убийца! — Неиссякаемым становился в таких случаях запас ее ругательств. — Разве ты конями торгуешь, мошенник этакий? Разве можно назвать это лошадью, только слава, что конь. Чума, кошмар, петля на шее! Только на живодерню такого, убить и закопать вместе со всей шкурой!..
Рутка не оскорбился, приняв слегка удивленный вид. Разве это его вина? Он сам лошадей не растит, это не его ремесло, он только покупает и продает, в душу каждой не влезешь. Осис сам испытывал, где же у него глаза тогда были? Чего же теперь шум подняли? С горы Осиене все еще кричала ему вслед:
— Пусть больше здесь не показывается, жулик и мошенник! Доброму человеку не жаль было бы насыпать пуру муки, но такому мировому грабителю!.. Если цель у него — обманывать крестьян, то в законах русского царя другое написано. Осис этого так не оставит, в суд подаст, до самого Петербурга дойдет, в Сибирь его закатают!
Возок Рутки уже скрылся за Межавилками, а она все еще не могла успокоиться, пока Лиена почти силой не втащила ее обратно в дом. Как бы то ни было, но после такого крика на сердце будто полегчало.
В этот день и в следующий Осис съездил удачно, но за пятницу и субботу так измучился, что по вечерам за ужином едва прикасался ложкой к миске со щами. В воскресенье утром он повел Лешего к господину Паулю.
Господин Пауль был братом Шарлова, владельца корчмы Виксны, и дальним родственником Грейнера со Стекольного завода. В немецкой колонии Ирши работал шорником, потом держал лавку где-то в Латгалии и нажил много денег. Напротив Стекольного завода купил сто пурвиет земли и в позапрошлом году выстроил новый дом. Усадьбу прозвали «Шарловы». Богатый, но не гордый, господин Пауль хорошо знал лошадей и умел лечить, сам держал четырех коней, тучных, как откормленные свиньи, охотно помогал крестьянам советом.
Шарловы огорожены высоким дощатым забором. Пока Осис привязывал гнедого по другую сторону калитки, слышно было, как два пса, злобно рыча, скреблись когтями по забору. Сам господин Пауль вышел навстречу, на коня только взглянул и кивнул головой, а Осиса повел в дом. У него был красивый кирпичный дом с выступами на крыше. Комната оклеена обоями темно-красного цвета с золотыми тюльпанами. Белая кафельная печь хорошо вытоплена; на вырезной полке расставлены большие и маленькие фотографии лошадей, лежал там еще настольный латышский календарь и две книжечки потоньше, должно быть на немецком языке. Венские стулья, казалось, могли скользить по этому гладкому желтому полу. Осис, насколько мог, поджал под себя ноги, — от лаптей обязательно останутся лужи, это все время не давало ему покоя.
Но господин Пауль не обращал на такие мелочи внимания, был приветлив и разговорчив. Говорил почти на чистом латышском языке, даже «уо» и «не» произносил безукоризненно. Он был страшно толст, в ширину почти такой же, как и в высоту, повернуться на стуле не мог, зато маленькая головка с белой подстриженной бородкой вертелась во все стороны. Вынул из ящика черную сигару, срезал кончик ножичком с костяной ручкой, подал гостю и собственноручно чиркнул спичку о серебряную спичечницу. Сигара была очень крепкая, от первой затяжки глаза Осиса невольно зажмурились, захотелось кашлять, но из приличия он удержался.
— Ты — бывалый возница, — сказал господин Пауль с упреком, — и не видел, какое кривое полено подсунул тебе Рутка. Позвал бы жену, она была бы умнее.
Осису эти слова — как удар палкой, но заслужил, спорить не приходится. Господин Пауль знал всех дивайских лошадей и возниц, больше ничего в жизни волости его не интересовало. «Калвиц в Силагайлях — вот это мужчина, умеет порядочный воз наложить, но умеет с умом и лошадь накормить. Глупец тот, кто хвастает силой коня, а не своим уменьем обращаться с животными. Вот как тот же Ванаг из Леяссмелтенов, — жеребцу только четвертый год пошел, но уже кляча клячей, жилы у передних ног растянуты, длинная шея скоро будет походить на журавлиную». О почтмейстере Бренфельде господин Пауль отозвался с большой неприязнью: тот каждый год по крайней мере пять лошадей калечит по осенним дорогам, а он, как член общества защиты животных, такого скверного обхождения допустить не может. В немецкой газете «Дюна цейтунг» даже печаталась статья об истязании лошадей на какой-то большой почтовой станции между Огре и Плявиняс. [58] К сожалению, слишком поздно узнал господин Пауль, что Ванаг из Бривиней со своим старшим батраком летом запрягли кобылу в дровни, иначе эта шутка имела бы другие последствия, тут пахнет не только статейкой в немецкой газете.
58
Имеется в виду станция конной почты в Скриверской волости на полпути от Огре до Плявиняс.