Земля зеленая
Шрифт:
Хозяин Бривиней тряхнул головой, но от мысли о семье Осиса никак не избавиться. Глаза невольно следили за тем, как по усадебной дороге вверх по пригорку ползла огромная охапка травы. Ну какая из этой бабы будет работница летом и осенью? Хорошо, что весной успела остричь овец, на это она такая мастерица, что хозяйка даже Либу Лейкарт не послала на помощь. Ну где им найти такое место, как в Бривинях? Ни в каких Озолинях такого простора и раздолья не будет. Разве Лизбете в субботу за ужином не наливает Тале миску щей, такую полную, что и взрослым остается похлебать? А кусок мяса в щах у девочки разве бывает когда-нибудь меньше, чем у Брамана?
Бривинь даже забыл осмотреть лошадей, которые паслись на вытоптанном, усеянном кочками выгоне. Миновал выгон и пошел вдоль межи зазеленевшего льняного поля, которое засевал старший батрак. Даже при всем желании здесь нельзя было найти ни одной плешинки. Но Ванаг и не искал их, сегодня утром он не мог избавиться от гнетущих дум о своих испольщиках. Окровавленный палец Андра все еще стоял перед глазами… Нет, все же не это главное! На горе за кустами, на паровом поле Озолиня, покрикивала на скот Анна Осис…
Черт, кто это так придумал, что у этих нищих всегда красивые дочери!.. Хозяйских сыновей с ума сводят, всю жизнь коверкают. Избить, в тюрьму посадить… потаскушки проклятые…
Складка на лбу господина Бривиня обозначилась еще резче. Вспомнилось и то, что Лизбете накануне вечером озабоченно шептала ему на ухо. Недавно здесь опять появился Екаб в своей фуражке с двумя серебряными нашивками… Ванаг гневно просопел носом и перебросил пустую посуду из одной руки в другую.
И только свернув за паровое поле и поднявшись на пригорок, забыл Осиса с его Анной и все неприятности. Здесь работали Браман и Галынь. Кусты вырублены, тщательно сложены в ровные кучи. Галыня расчистке не учить. Но он только подручный, главное — в работе Брамана. И здесь было на что посмотреть: канава вычищена как по нитке, прямая как стрела, стенки совершенно гладкие, а полукруглое дно будто выскоблено, только Браман мог так ловко разделать. Дерн разбросан далеко по сторонам, чтобы легче было запахать, рыхлая земля выброшена ровно на фут от края, ни на дюйм ближе. Так и хотелось босыми ногами пройтись по этой канаве, как по гладкой дорожке. Бривинь спрыгнул в нее и, наслаждаясь, широкими шагами пошел в гору. Нет, эти двое не ленились. Сейчас их головы маячили наверху за поворотом, где они сели завтракать.
Они ели то же самое, что и камнеломы, только миска с подливкой, поставленная на разостланном переднике Лиены, была больше и куски мяса толще, зато простокваши только маленький кувшин, потому что Браман не ел кислого. Когда подошел хозяин, Браман даже головы не поднял; он старательно вытирал миску куском хлеба. Галынь уже кончил есть и теперь сидел насупившись, поджав под себя одну ногу, другую вытянув вдоль канавы.
Бривинь выбрался из рва и вдруг, сплюнув, отскочил в сторону — зелено-коричневая лягушка, в отчаянии вытягивая длинные задние ноги, тщетно пыталась выкарабкаться со дна канавы на поверхность. Все же приятно было оглянуться на канаву, которая, как вертел, протянулась по склону и, суживаясь вдали, упиралась в Спилву.
— Ничего, порядком вы сегодня потрудились, — не удержался хозяин, хотя хвалить было неразумно: работники могли решить, что сделали слишком много.
— Потрудиться-то пришлось, — отозвался Браман. — Помощника бы только настоящего.
Чем плох Галынь? Хотя и медлителен, но поправлять за ним не надо. Только теперь Бривинь обратил внимание на его странную позу: одна нога поджата под себя, другая как-то странно вытянута, обмотана тряпкой и перевязана тонким лычком из вербы.
— Вот дикарь! — крикнул Ванаг и быстро отвернулся. — Никак, по ноге тяпнул!
— Работает, как слепой, — накинулся Браман. — За ночь точно не выспался, на ходу спит.
— Ничего страшного, — морщась, пробовал улыбнуться Галынь. — Самым кончиком топора по большому пальцу вскользь попало… Выжал тысячелистник, через неделю в пляс пущусь.
— Тоже плясун нашелся! — отступил на шаг хозяин. Хотя крови и не было видно, по при одной только мысли о ней Ванагу становилось дурно. — Тебе неделю проваляться, конечно, нипочем, а мне каково? Сумеешь ли ты теперь навоз возить?
— Сам не знаю, как все получилось, — оправдывался Галынь, чувствуя себя виноватым. — Эти серые вербы — вредная порода: не видно, куда загибается корень; зарос травой — не поймешь, где конец, где начало.
— Глаз нет, — ворчал Браман. — Потяни за верхушку, пригни куст — сразу увидишь, куда идет корень.
Но какой смысл в пустых советах, ими не вылечишь ногу Галыня. Бривинь снова перебросил посуду из одной руки в другую, ложки загремели в пустом горшке.
— Один калечит руку, другой ногу… Сущий лазарет, а не дом! Кто вывезет навоз, кто будет косить? Черт знает что за бродяги достались мне в этом году!
И как бы в подтверждение его слов со стороны парового поля, услыхав голос хозяина, прибежала Лиена Берзинь. Покраснев, стыдливо собрала посуду и подвязала передник, на котором Браман успел уже оставить несколько сальных пятен.
— Я только сбегала к Анне Осис на минутку… — попробовала она оправдаться, но смутилась еще больше.
Господин Бривинь сердито посмотрел на нее, — к Анне Осис, к этой бесстыднице… Они с ней как две сестры… Но выругать Лиену он не осмелился, на это был способен, пожалуй, только Браман, который не замечал ее красоты. Ванаг спохватился: кажется, с батраками он сегодня слишком резок. Разве по всей волости не шла молва, что богатый, умный хозяин Бривиней никогда не кричит и не ругается? И, не сказав больше ни слова, сдержанным шагом пошел домой, изредка бросая взгляд на стройную Лиену.
Пока она была видна, гнев не подступал к сердцу, настроение было лучше; по как только дошел до трясины у ручья, откуда не видно стало Лиены, нахлынуло прежнее недовольство. Овсяное поле на глиняном холме за один жаркий день подсохло и стояло желто-серое, вороны подбирали на нем последние зерна. Рожь как мертвая. Если три-четыре дня простоит такая жара, то начнет преждевременно колоситься, — что соберешь осенью с такого поля? Теперь, когда дождь так нужен, им и не пахнет! Ванаг мрачно посмотрел ввысь: на небе ни облачка, ласточки летали высоко, едва приметные, сухой ветерок тянул с севера, солнце жгло.
Нет, дождя не будет; ему назло все высушит и выжжет.
Из-под развалившегося мостика, перекинутого через трясину, выпорхнул сорокопут и, опустившись на поле, поскакал с отчаянным криком. Ванаг раздвинул ногой развороченные бревна. Вот и перекладина сгнила, как же проехать здесь с навозом? Когда поедут, тогда и вспомнят, что следовало бы починить. У Мартыня только и есть что длинный язык, а в работе он так же ленив, как остальные. За что получает на три рубля больше, за что ему пара постолов, фунт табаку? И разве не перепадает ему лишний стакан грога?..