Землячки 3. Интерес
Шрифт:
Глава 5
Рано
– Распушилась-то как! Расти, дорогая, радуй меня.
Вместо "золотого уса" зацепила в комнате раскрытый веер, другой раскрытый оставила на журнальном столике. Поставила цветок над этажеркой, разбросала его усы по пустующей книжной полке. Походила по медвежьей шкуре:
– Хозяйка приехала, прошу любить и жаловать!
Затёрла полы. Вышла на балкон:
– Бог ты мой! Ай, да сосед! Прикрыл мой балкончик со всех сторон.
Села сводить дебет с кредитом. В сберкассе Владивостока четыреста пятьдесят рублей, здесь в сберкассе шестьсот рублей, триста рублей в кошельке на шкуру. Химикатов она набрала во Владивостоке аж сразу на десять штук. На житьё-бытьё остаётся шестьдесят рублей. А на работу только через одиннадцать дней. Сходила в магазин, купила хлеба, ведро картошки, вечером принесёт парного молока, и можно жить.
Встретила Елену с работы, та сама в комнату прошла:
– О! Шкуру приобрела! Давно?
– Только что, - смеялась она.
– Молодец. А это кто с тобой?
– Показала на фотографию в стеклянной рамочке.
– Это моя единственная любовь, - смеялась Аксана.
– Ладно, показывай, что купила, - рассматривала веера.
– Вот, выбирайте любой.
– Молодец, купила-таки. Красивые. Какой себе хочешь?
– Нет, сначала вы выбирайте, ваш заказ был.
– Давай вот этот. Сколько?
– Двадцать пять рублей.
Она тут же вынула из кошелька деньги.
– Спасибо. Что ещё купила?
– Пальто и костюм.
– Показывай.
Пришлось похвастаться новой одёжкой и, конечно, поделиться впечатлениями о поездке. После ухода Елены целеустремлённо направилась в соседний подъезд.
– Женя пришёл? Здравствуйте.
– Ага, дома. Заходи.
– Нет, Света, мне на минутку, пусть выйдет.
– Женя, иди, к тебе Аксана.
Он вышел на площадку.
– Женя, мне к Хитрому надо. Когда в тот край собираешься? Меня захвати, я ещё до двадцать седьмого в отпуске. Ещё просят.
– Понятно. Ну так давай послезавтра с утра будь готова.
– Не знаешь, есть у него?
– Весной предлагал, но мне не надо, никто не заказывал. А сейчас не знаю, есть или нет.
– Я буду готова послезавтра. Всё. Пока.
После ужина своим ключом дверь открыла соседка.
– Никак хозяйка приехала, - разговаривала сама с собой.
Аксана с улыбкой ждала её на кухне. На столе лежал красивый тёплый мягкий костюмчик для новорождённого.
– Здравствуй, голубушка, - держала в руках конверт.
– С приездом.
– Спасибо.
– После работы вот из почтового ящика вынула. Приехала, почему не смотришь почту?
– Это мне?
– Удивилась она.
– Тебе, - подала конверт.
– Ася, а это тебе. Нравится?
– Красивенький. Спасибо.
– Не вздумай деньги нести. Это благодарность, хозяйничала ведь. Саша ещё балкон мне сделал, это я вам ещё должна осталась. Я обязательно рассчитаюсь. Спасибо, Ася, и Саше большое спасибо передай.
Поболтали, распрощались, и Аксана распечатала толстый конверт. Письмо писал братишка, "... рад, что хорошо устроилась... Бабу Улю схоронили... на месте её избушки строим дом... Посылаю письмо от мужа, он требует развода". Открыла второй свёрнутый лист "... вышли своё согласие на развод, заверенное нотариально с указанием адреса, данных паспорта, и копией свидетельства о браке". Она задумалась -- не врёт ли он? Она боялась давать свой адрес. Что делать? Как быть? За развод она бы обеими руками вцепилась.
– Нет, надо что-то придумать. В леспромхозе есть юрист, с ним надо посоветоваться.
Перед сном невольно вспомнились годы юности, которые она прожила рядом с бабушкой. У бабы Ули рождёнными были девять детей, четверо из них умерли, едва родившись.
– Бог дал -- Бог взял, - говорила та, крестясь, когда разговор заходил на эту тему.
Больше всего Аксану тормозило отношение бабушки ко времени.
– Ты куда в такую рань... Темно ещё...
– Бабушка, так ведь в школе через полчаса уже звонок прозвенит! Побежала я!
– Одеваясь, умываясь одновременно и, жуя на ходу, торопила она в ответ.
– Опоздаю ведь. Бросай мне в портфель еду, на переменке съем, - и выскакивала на мороз.
– Подумаешь! Опоздает она на час-другой..., - слышалось вдогонку. Она знала окончание этой часто повторяющейся фразы, - ... думаешь, от этого что-то в мире изменится?
Баба Уля всю жизнь проработала на колхозных полях, грудные ребятишки её выросли рядом "в борозде". Работать начинали не с восходом солнца, как принято сейчас писать о колхозниках в газетах, а только, когда высохнет роса, то есть ближе к полудню. В пору жаркой страды работали допоздна, до появления вечерней росы. Это -- летом, а зимой она никогда не рабатывала. Она никогда в жизни не заводила своего будильника на шесть-семь утра, не таскала своих детей в садик по морозным потёмкам, не неслась, сломя голову, через проходную на завод, как её взрослые давно дети, как всё население городов теперешних. Вот с таким пониманием хода времени баба Уля прожила до глубокой старости, когда автобусы ходят точно по расписанию, рабочие смены начинаются по гудкам, и опоздавших наказывают "рублём", когда в полях сутками напролёт работают сенокосилки, комбайны и трактора.
У Хитрова оказались ещё четыре зимние шкуры гималайских, три больших, одна поменьше. Она все пересмотрела. С собой только триста рублей.
– Я сейчас возьму одну, - говорила она ему, отдавая двести пятьдесят рублей.
– У тебя, вижу, мотоцикл есть, завтра после обеда привезёшь ещё три вот по этому адресу, - она написала.
– За все четыре я отдаю тебе ровно тысячу.
– Согласен.
– Если ещё будут гималайские -- все возьму. Понял? Но возить ко мне сам будешь.
– Согласен.