Земная жизнь с пропиской в небе. Книга первая
Шрифт:
– Флюгер первому! Гидроостанов!
Сработала резервная система флюгирования винта. Крен самолета достиг 40 градусов и лишь потом стал медленно уменьшаться. Рулили на стоянку молча, весь экипаж приходил в себя. Командир эскадрильи выскочил из самолета злой, долго орал на инженера, дал указание этот самолет на авторотацию двигателя больше не планировать, сказав, что он летал на нее больше 10 раз, но такого полета у него еще не было. Старов же сделал вывод, что судьба ведет его по самой сложной летной судьбе. Через два года полеты на отказ двигателя без немедленного флюгирования винта из программы обучения убрали.
Ирине от такой жизни с мужем легче не становилось, ей надоели бесконечные командировки, неустроенный быт, она не была готова к такой женской доле, и терпение кончалось. Отношения окончательно дали трещину после получения Андреем второго класса. Отец Иры предложил вернуться в училище инструктором, с предоставлением отдельной квартиры в центре города. Андрей категорически отказался, чем довел жену до истерики. Потом они помирились, объединила общая беда. В полку произошла катастрофа, где погибло 23
– Не до тебя, – и уехал в штаб.
Вскоре пришла команда «отбой», весь полк построили на плацу, где командир полка объявил, что самолет с передовой командой попал в сильное обледенение и упал в районе Витебска, экипаж героически пытался спасти самолет, выжило несколько человек. Из близких Андрею людей в нем находились Югов, летевший помощником руководителя полетов, и штурман полка из родного экипажа Старова Веремейчиков. Он летел пассажиром в качестве руководителя выброски на площадке десантирования. Падение началось с третьего разворота, когда в процессе отклонения штурвала по крену, штурвал неожиданно самопроизвольно подхватился в крайнее отклоненное положение, с возникновением прогрессирующего крена. Летчики с большими усилиями переложили управление элеронами в противоположную сторону, самолет медленно начинал выходить из крена, но штурвал подхватывался на полное отклонение в противоположную сторону. Из-за больших кренов и отсутствия подъемной силы самолет начал снижаться с вертикальной скоростью 15 метров в секунду. На высоте 20 метров летчики смогли на пару секунд вывести самолет в горизонтальный полет, но это уже не спасло, самолет ударился о землю в поле. От удара вывернуло шасси, хвост самолета отлетел, причем стрелок остался жив. Самолет полз по снегу, сметая все на своем пути, правой плоскостью снес опору ЛЭП, воткнулся в овраг и загорелся. Кабину летчиков смяло, там сразу все погибли. Евгений Иванович Веремейчиков очнулся в кабине сопровождающих в кромешной темноте, едкий дым не давал дышать, слышались стоны нескольких живых пассажиров. Отдельные вспышки искр, осветившие узкое искореженное пространство, ясно давали понять, что помощь прийти не успеет, в ближайшие минуты они задохнутся или сгорят заживо. Евгений Иванович интуитивно полз по кабине, ища свежий глоток воздуха. Неведомая сила заставила его вползти вверх, через остатки конструкции шасси, пробившие кабину. За ними в глубине он увидел белое пятно, это был снег, просматривавшийся через узкое отверстие в корпусе самолета.
– Все, кто жив, за мной, – из последних сил крикнул он в темноту и полез вниз к отверстию.
Острая боль отдавалась в переломанных ребрах и ноге. В отверстие пролезла только голова. Он голыми руками оторвал кусок дюралевой обшивки, зацепившуюся куртку, потом выяснилось, что в нормальных условиях этого сделать бы никто не смог. Евгений Иванович был весь в крови, вылез почти полностью, но висел вниз головой над снегом, его кто-то мертвой хваткой держал из кабины за ноги и не отпускал.
– Отпусти ноги, мать твою, помогу вылезти, – кричал он во все горло.
Отпустили не сразу, в шоковом состоянии трудно отпускать двигающегося спасителя. Неужели жив, подумал он, падая в снег. Раздетый, окровавленный, он помог на морозе выбраться из самолета еще четверым. Когда на место катастрофы прибыла первая наземная помощь, самолет полыхал огнем, больше спасти никого не удалось. Ужас в душе Старова, да и всего гарнизона стоял на похоронах экипажа Беленского. 23 закрытых гроба в тесном помещении клуба и тысячи рыдающих со всего города, идущие непрерывным потоком в течение нескольких часов. Какие слова утешения, стоя у гроба, мог найти Андрей отцу своего товарища Сережи Югова, полковнику Академии им. Гагарина, потерявшего единственного сына. Ему одному разрешили вскрыть гроб и посмотреть, что осталось от сына. Сергей летел в кабине сопровождающих и сидел на месте, где должен был остаться в живых, но в момент падения встал в проем кабины экипажа со словами «что-то летчики раскачали самолет, сейчас посмотрю». Отец узнал сына по кистям руки, которые в точности повторяли его собственные. Он похоронил Сергея в подмосковном городке Монино. Теперь они лежат там всей семьей.
Причиной катастрофы стали аэродинамические особенности самолета АН-12, при нарастании льда на крыле и повышенном полетном весе нарушалось обтекание управляющих поверхностей элеронов, что приводило к потере управления по крену. Две подряд катастрофы в аэрофлоте по этим причинам произошли за год до этих событий, причем ни одному экипажу не удавалось вывести штурвал из первоначального подхвата рулей в одну сторону, от самолетов ничего не осталось, поэтому точную причину падения подтвердить не удалось. После исследования этих катастроф аэрофлот представил рекомендации по увеличению скорости полета по кругу и работе с механизацией крыла. По иронии судьбы заместитель командира полка Беленский сам лично проводил изучение этих рекомендаций с летным составом. В его интонации сквозил скепсис, мол, «у нас опыта таких полетов больше, мы с этим не сталкивались». Андрей сам внимательно слушал эту лекцию и не поверил ей, описанное явление «подхват элеронов» никогда в истории авиации не встречалось, казалось выдумкой и неправдоподобным явлением. Резолюция Главкома на Рекомендациях стояла: «Принять к сведению». После расшифровки самописца самолета экипажа Беленского стало понятно, что такое явление есть. Нагрузки на штурвале при выводе из крена превышали 150 кг, что не под силу даже двум пилотам и было чудом, что это первоначально удалось. В последний момент командир дал взлетный режим двигателей перед падением, для спасения не хватило лишь нескольких секунд. В полку долго работала комиссия Министерства обороны, Андрея в очередной раз подставили под удар, как перспективного летчика. Генерал на его примере выяснял, как усвоены причины катастрофы, в чем аэродинамическая особенность подхвата элеронов. Старов поплыл на аэродинамике весовой и аэродинамической компенсации, при рассмотрении конструкции элерона. Эти понятия не давалась пониманию, что показалось Андрею несмываемым позором. Он разозлился на себя, изучил все досконально и дал себе слово больше никогда не попадать в такое неловкое положение.
Жизнь продолжалась, была изменена инструкция по пилотированию АН-12, приняты рекомендации, предложенные гражданской авиацией с еще большей страховкой. Командира полка, фронтовика, отправили на пенсию, после катастроф всегда находили много недостатков. Заместителя комполка по летной подготовке поставили командовать полком, карьерная цепочка сдвинулась. Старова назначили командиром корабля. За одного битого двух небитых дают, подумал Андрей. Судьба наказывала его за проспавшую тревогу сама. Его поставили ретранслятором, как не подготовленного к полетам в боевых порядках полка. Теперь по каждой тревоге, которые случались 2-3 раза в месяц, он взлетал в полку первым, через 45 минут после сигнала тревоги, для ретрансляции команд вышестоящего штаба. Почти всегда, от времени взлета ретранслятора зависела оценка боеготовности полка в целом. Никого не интересовало, что один член экипажа повез ребенка в садик или ушел в кино или живет в городе, в 5 км от аэродрома. Андрей рассчитывал только на себя и свой экипаж, разработал цепочки оповещения, используя даже телефоны соседей, кто кого подстраховывает в быту и на технике. Экипаж всегда справлялся, что способствовало росту его авторитета.
– Андрей, это ты пришел? Бегом в штаб, к тебе уже дважды посыльный приходил, – сообщила соседка.
Заместитель командира полка встретил его хмуро:
– Где ты шляешься по утрам, когда отдыхать нужно? – и не дожидаясь окончания лепета о занятии спортом, сразу перешел к делу:
– Утром прилетел генерал, перечеркнул всю плановую таблицу, теперь мы пытаемся ее слепить. Слушай и запоминай, твою проверку на класс сдвинули в самый конец плановой таблицы. Минимум погоды обещают, причем днем отлетаешь, как планировалось. Ночью будешь ждать, когда освободится генерал, полетишь на боевое применение и минимум погоды в одном полете. Комдива подвезут на газике прямо к самолету. Все члены экипажа должны быть в кожаных куртках. И последнее, засчитают тебе проверку или нет, но утром в 9 часов, чтоб летная книжка была расписана, полетные листы и заверенные к ним копии готовы. Иди, все это делай, на предполетных указаниях доведу изменения до всего летного состава.
Старов до обеда делал полетные листы и копии, искал 3 кожаные куртки у друзей на одни полеты. У членов экипажа их просто не было, склады пустые. Нервозность на полетах чувствовалась с самого начала проверки. Офицеры управления дивизии находились во всех службах, выискивая недостатки. Летный состав, лез в плановую таблицу для уточнения очередности выруливания, метеоролог невнятно мямлил про минимум погоды, хотя реально нижний край облаков был метров 300. Лишь новый командир полка Ефимов в своей неторопливой спокойной манере довел меры безопасности и чуть остудил нервы. Дневные полеты прошли по простому варианту, к ночи заморосил дождь, перешли на второй вариант при минимуме погоды, что и требовалось для сдачи на класс. Андрей выполнил свой дневной маршрутный полет, ночью ждал вылета на стоянке. Он сидел в кресле пилота и слушал голос генерала по радиосвязи, чтобы определить, где тот находится. В воздухе было около 20 самолетов, район аэродрома переполнен. Руководитель полетов постоянно протягивал экипажам третий разворот, делая разрыв для взлета очередников, сплошной гул двигателей не давал спать не только гарнизону, но и всему городу. Голос генерала Андрей потерял, пошло что-то не так. Время вышло, на запрос Старова, руководитель полетов приказал ждать и быть на связи. Андрею ничего не оставалось, как запустить вспомогательную силовую установку, посадить весь экипаж на рабочие места и ждать. Волнение усилилось, строить экипаж в темноте, с включенной ВСУ, не было смысла из-за шума. С генералом он еще ни разу не летал, поэтому его реакцию на такое решение было предсказать сложно. В кабину вбежал наземный техник:
– Там газик подъехал, вышел кто-то в куртке и страшно ругается.
Андрей соскочил с кресла, на ходу одевая шапку.
– Товарищ генерал, старший лейтенант Старов к полету готов, – доложил Андрей, стараясь перекричать работающее ВСУ.
Генерал махнул рукой и полез в самолет. На протяжении всего руления генерал жестко и назидательно рассказывал, какой это бездарный экипаж, все это время не замечающий прибывшего командира дивизии:
– Почему не горит лампочка нейтрального положения триммера? Спали тут в креслах, вместо того, чтобы готовить самолет к полетам.