Зеркала и галактики
Шрифт:
Я прижался щекой к ее затылку.
– Это не твоя вина. «Испаньола» заставила уничтожить оружие, с которым бы ты победила.
– Что толку меня утешать?
– Это правда. Ты же не сама ударилась в истерику, а корабль довел. Не казнись.
Юна-Вэл погладила мои пальцы, лежащие у нее на плече.
– Джим, прости.
– За что?
– За то, что не люблю, – прошептала она.
Развернув Юну-Вэл к себе лицом, я посмотрел в ее несчастные глаза, на побледневшие изогнутые губы. Красивая… Я спросил о деле:
– Отчего контуры сработали не так,
– Кто их знает? Крис мог бы разобраться, но он в коме. А техники только руками разводят. Кстати, что именно сказал тебе доктор Ливси? – вдруг заинтересовалась Юна-Вэл.
– Что мы с тобой не командуем «Испаньолой». – Я постарался припомнить дословно: – «Нигде не сказано, что пара влюбившихся космолетчиков начинает воздействовать на корабль».
– Чушь, – удовлетворенно кивнула она. – Космолетчиков на контуры не сажают. Только пассажиры вроде нас с тобой понижают уровень – «командуют кораблем». Разумеется, это не то, что делает настоящий RF-капитан. – Она поразмыслила. – Однажды кто-то после контуров сдуру попер в гости в чужую каюту – там-то их роман и начался. А слух прошел иной, и теперь контуров все боятся.
– Ты уверена?
– Это версия.
– Тогда приходи ко мне, побеседуем.
Я пошутил. Однако Юна-Вэл сильно расстроилась; она заморгала, губы горестно дрогнули.
– Ума не приложу, на что Александр надеется. Придумал раньше времени вызвать Чистильщиков! Сам бы не поплатился… Джим, я прощаюсь с тобой – здесь и сейчас. И запомни: Чистильщики – хуже смерти. Но если корабль тебя одолеет, не вздумай покончить с собой: это значит отнять последние шансы у остальных. Когда Чистильщики кого-то забирают, они дают краткую передышку уцелевшему экипажу. А стоит тебе ускользнуть из их пасти, ребятам пощады не будет. Джим, если мы встретимся там, у них… или на Станции… я тебя узнаю. И сделаю все, чтоб ты вспомнил, кто ты. Чтоб остался хотя бы наполовину человеком, как Александр. А теперь отпусти меня на корабль.
– Я не держу, – пробормотал я, сглотнув ком в горле.
– Ты удерживаешь мое сознание. Мы разговариваем здесь, а на самом деле застряли на трапе.
Больше всего на свете мне хотелось остаться с Юной-Вэл на вечернем лугу.
– Джим, не упрямься, – мягко сказала она.
Схватив в объятия, я прижал ее к себе – крепко, как только мог. Не пущу. Чистильщики хуже смерти.
– Надо идти, – шепнула она. – Александр ждет.
Мистер Смоллет обещал, что не отдаст ее Чистильщикам. Юна-Вэл в это не верит; она лучше разбирается, чем он… Не пущу.
– Возьми себя в руки, – проговорила она с холодком. – Некогда миловаться; нам пора.
– Юна…
Она рванулась, оттолкнула меня. В глазах полыхнул зеленый огонь.
– Джим Хокинс, марш на корабль!
Затянутый туманом луг исчез, и я оказался в щели – привалившись к стене, с целой стаей крыс под ногами. Перемигиваясь венцами, черные сгустки сновали от меня к скорчившемуся Джону Сильверу и обратно. Крысы тыкались в подошвы его ботинок и отскакивали, словно резвились.
Сильвер поднялся на ноги, огляделся. При виде крыс смуглое лицо болезненно дрогнуло.
– Видишь, что натворили. На RF-корабле нельзя долго спать… и уходить с него надолго – тоже.
Мы двинулись наверх. Сильвер шагал легче и быстрей, я отставал. Крысы торопились за ним, вся черная свита мельтешила возле «бывшего навигатора», лишь изредка одна-две возвращались ко мне – подгоняли. Твари не пытались навязывать чувство вины, а просто бежали себе и бежали, будто компанейские зверьки.
– Юна, – окликнул я, когда выбрался из щели в коридор; обогнавший меня на десяток метров Сильвер обернулся. – Что крысы сейчас делают? Зачем они кораблю?
– Черт их знает, – процедил он, разглядывая сгустки тьмы на полу. – «Испаньола» сыта после наших с тобой бесед. – Он дождался меня и зашагал дальше.
– В каком смысле «сыта»?
– Она питается людскими переживаниями. Стоило мне побиться в истерике – и корабль доволен. Но ему скоро понадобится новая порция, и крысы примутся ее выжимать.
– А как он живет в обычном состоянии – в нормальном рейсе, когда нет загнанной крысами дичи?
– «Обычного состояния» у RF не бывает. Во втором режиме, как раньше всегда летали, взвинченный экипаж отчаянно влюблен в своих женщин. Корабль жирует на самых сильных переживаниях – на любовной тоске и неутоленной страсти. Если же удается заставить кого-то ощутить себя виноватым и сожрать его целиком – это отдельный праздник.
– Влюбленность RF друг в друга кораблю тоже нужна. Иначе зачем эти каюты-ловушки, где людей заставляют терять голову?
– Иначе незачем, – согласился «бывший навигатор». – Тут все идет в дело: влечение, стыд, душевный раздрай, конфликты в экипаже… Думаю, будь их воля, Чистильщики весь корабль превратили бы в сплошную каюту. А экипажи набирали бы из женщин – они более эмоциональны и трепетны, чем мужчины.
– Тогда они погибли бы сразу, – возразил я, – больше никто бы не летал, и Чистильщики остались бы с носом.
– Они и так останутся. Вопрос в том, сколько еще экипажей погибнет, кроме нас.
– Джим Хокинс, Джон Сильвер, где вы находитесь? – прозвучал по громкой связи голос капитана Смоллета.
«Бывший навигатор» огляделся.
– Где мы? – спросил у меня.
Нашел, к кому обращаться. Кругом – никаких ориентиров, кроме символов на шторках, в которых я не смыслю. Я дважды ткнул кнопку связи на воротнике:
– Сэр, мы свернули с жилой палубы на трап и вышли с него на следующий виток.
– Поторопитесь, – отозвался мистер Смоллет странно звенящим голосом.
– Александр в бешенстве, – сказал Сильвер. – Ты потом не сердись на него. Не обвиняй. Любой RF-капитан – инструмент Чистильщиков. Они не позволят ему отбиться от рук.
– Остановить его? – предложил я, прижимая к себе укрытый под курткой станнер.
– Нет! – вскинулся Сильвер. – Покуситься на капитана значит оскорбить его богов. «Испаньола» тебе не простит, а меня заест в любом случае. Часом раньше или часом позже – какая разница?