Зеркало для двоих
Шрифт:
В коридоре было довольно прохладно. Аккуратно прикрыв за собой дверь, Юля направилась к туалету. Втайне она надеялась, что никто из обитательниц кабинета не сможет преодолеть свою лень и встать специально для того, чтобы опять устроить сквознячок. А значит, по крайней мере ближайшие пять минут, они не увидят Селезнева, даже если ему и приспичит идти в директорский кабинет. Курилось ей сегодня плохо. Она захлебывалась короткими нервными затяжками, кашляла едким дымом и не могла заставить свой организм вспомнить то чудесное ощущение покоя, которое обычно дарили качественные сигареты. Одно было хорошо: к тому моменту, когда красный огонек замерцал у самого фильтра, лицо у Юльки стало уже достаточно больным и изможденным. Она бросила
Дверь экономического отдела была открыта. И не просто открыта, а распахнута ровно на девяносто градусов. Как будто кто-то, стоящий на пороге, придерживал ее за ручку, не давая ни захлопнуться, ни раскрыться настежь. Юлька сделала несколько неуверенных шагов, внимательно прислушиваясь к гулу голосов, доносившемуся из кабинета. Вот радостно повизгивает Оленька, вот вполголоса говорит Тамара Васильевна. Галины не слышно. А вот еще один, мужской голос. Юля ускорила шаг. Она уже знала, что сейчас увидит, и не ошиблась.
Палаткин действительно стоял на пороге, одной рукой упершись в косяк, а другой придерживая ручку двери. Заметив Юльку, он оставил косяк в покое и ласково обнял ее за плечи.
— Ну вот, нашлась наконец-то…
— А Сергей, оказывается, долго не мог найти наш экономический отдел. Весь первый этаж обшарил! — радостно защебетала Оленька. — Почему же ты ему не сказала, где наш кабинет находится?
— Потому что она меня сегодня не ждала, — Сергей слегка прикоснулся сухими губами к Юлиной макушке. — Юль, ты прости меня, пожалуйста, за самодеятельность… Я тут с твоими девушками поговорил… В общем… Ну, помнишь, ты вчера сказала, что тебе не верят, говорят, что все выдумываешь? Короче, я решил показаться и засвидетельствовать, что все на самом деле так, что я тебя люблю и так далее… И что это я должен гордиться тем, что ты со мной…
Она смотрела не на него, а куда-то в окно, но затылком чувствовала его дыхание, и этого было вполне достаточно. Она видела его и так, высокого, подтянутого, с этой ровной двухдневной щетиной и чудесной завораживающей улыбкой. Она видела его смешные ушки, низко посаженные на голове, слышала голос, заставляющий мягко вибрировать что-то у нее внутри. И она вспоминала видеокассету, залитую светом гостиную и его, сидящего в кресле и смотрящего на нее этим особенным странным взглядом.
— Зачем? Не нужно было этого делать, — произнесла она как в полусне.
— Конечно, не нужно. Мы и так тебе верили, — восторженная Оленька всплеснула белыми ручками. — А Сергей нам, кстати, конфет к чаю принес!
Почему это было «кстати», Юлька не поняла. Она перевела взгляд на Оленькин стол и увидела большую коробку «Ассорти», перевязанную узкой розовой ленточкой. Оленька, видимо, боялась прикоснуться к коробке, потому что та лежала так, как ее, наверное, и положил Сергей: на самом краешке, углом зависнув над полом. Палаткин продолжал придерживать Юлю за плечо и тихонько перебирал пальцами складки ткани на рукаве ее платья.
— Садитесь с нами чай пить! — вдруг спохватилась Зюзенко. — Правда же, Тамара Васильевна?
— Да-да, конечно, садитесь, — та неловко подскочила и начала суетливо разматывать чайник, путаясь в шнуре и от этого еще больше волнуясь. Когда последняя «мертвая петля» была распутана, злосчастное мулинексовское чудо вырвалось из дрожащих Тамара-Васильевниных рук, рухнуло на пол и покатилось по направлению к двери. Сергей отпустил Юлькино плечо, наклонился, поднял чайник и подал его бедной женщине, даже вспотевшей от волнения.
— Спасибо вам большое, — он улыбнулся мило и обворожительно, — но у меня, к сожалению, сейчас совсем нет времени. Как-нибудь в другой раз.
— А вы придете на вечер по случаю пятилетия банка? — снова встряла Оленька.
— Обязательно. Если Юля, конечно, возьмет меня с собой… Ну, все, до свидания. Очень приятно было познакомиться. — Он снова повернулся к Юльке и нежно поцеловал ее в висок. Ее вздрагивающие ресницы наткнулись на его губы и на мгновение замерли. И в этот самый момент она заметила ошарашенное и какое-то потерянное лицо Коротецкого. Юрий стоял в коридоре, не решаясь войти, и смотрел на нее испуганными и изумленными глазами.
— Все, мне пора, — Сергей оторвался от ее виска. — Я заеду за тобой часиков в шесть.
Она машинально кивнула и долго еще стояла у порога, наблюдая за удаляющейся по коридору одинокой фигурой Палаткина. Юлька не знала, всерьез ли он собирается за ней заехать или сказал это «на публику», и утешала себя тем, что для осуществления «плана» это уже не имеет никакого значения. Там, за ее спиной, жизнь в кабинете постепенно возвращалась в нормальное русло. Оленька, наконец-то решившаяся прикоснуться к коробке с конфетами, шурша целлофаном, вертела их и так и сяк и просила разрешения взять домой хотя бы парочку. «Для Виталика!» Тамара Васильевна сдавленно охала и сетовала, что ее больное сердце когда-нибудь не выдержит подобного стресса. Галина, молчавшая на протяжении всей этой сцены, так и не проронила ни слова. Юлька повернулась, только услышав звук, похожий на треск разрываемой бумаги. Черемисина стояла у стены и отрывала кусочки скотча, на которых держался календарь. Когда все клочки клейкой ленты были удалены, она свернула календарь трубочкой и поставила его в угол. Оленька пискнула что-то вроде «зачем ты это делаешь?», но Галина не обратила на нее ни малейшего внимания. Она подошла к Юльке почти вплотную, посмотрела ей прямо в глаза и внятно и четко, так что все смогли это услышать, произнесла одно-единственное слово:
— Извини…
Это была победа. Полная и безоговорочная. Юля боялась, что ее радостное волнение слишком явно написано на лице. Месть, которая должна была вырываться на свободу горячими языками пламени, оборачивалась радужными воздушными шариками. Яркими и безобидными. И этими шариками играли все обитательницы экономического отдела.
— Ой, я никогда и не думала, что смогу вот так, запросто, с ним разговаривать! — вопила Зюзенко.
— Ну, надо же, какой знаменитый, а совершенно не заносчивый. И чайник вот подал, — вторила Тамара Васильевна.
Только Галина продолжала стоять посреди кабинета, словно ожидая чего-то от Юльки. И глаза ее не просили ни о снисхождении, ни о жалости.
Татьяна сидела в мягком кресле, положив вытянутые ноги на пуфик, и читала последний номер «Космополитена». На двенадцатой странице был напечатан тест для молодых людей, собирающихся вступить в брак, но его она отложила напоследок. Сейчас ее больше занимала статья о новой методике «сознательных родов». Коротецкий переодевался в спальне и возился слишком долго, но Таня была этому, в общем, рада. С его приходом пришлось сразу захлопнуть самую интересную страницу, чтобы не вызывать ненужных вопросов. О ребенке она решила сказать уже после регистрации. И не потому, что чего-то боялась. Просто, как день рождения не должен совпадать с Восьмым марта, так и свадьба не должна смешиваться ни с какой другой радостью. Каждое из этих двух событий стоит того, чтобы отпраздновать его «на полную катушку». Хотя, какая уже теперь «полная катушка»? Таня прикрыла глаза и тихо улыбнулась: пить нельзя, острого есть нельзя, курить нельзя, и даже слишком бурно заниматься любовью тоже нельзя! Перспектива актерского дуэта с Селезневым казалась все менее реальной, и она уже с трудом верила в то, что еще несколько часов назад хотела делать аборт. Поясница тяжко заныла. Таня резко растерла ее кулаком, запахнула полы розового махрового халата и села совсем прямо. Кто знает, может, это будущий ребеночек дает о себе знать, а может быть, это всего лишь проявление вчерашней простуды. Температура спала, голова уже почти не болит, вот только ноги остались тяжелыми, да еще эта старушечья поясница…