Зеркало для двоих
Шрифт:
— Я же говорил, что нужно было ехать домой. Ты вся какая-то красная, и глаза блестят…
— Ничего, все нормально. Я выпью чаю с медом, согреюсь, залезу в кровать и завтра буду как новенькая.
Дома ей на самом деле полегчало. Она даже не стала ложиться в постель, а переодевшись в теплый длинный свитер, встала к плите жарить отбивные. По телевизору шла очередная серия «Дежурной аптеки», сопровождаемая утробным гоготанием за кадром. Молодая и довольно симпатичная актриса картинно размахивала руками, подчиняясь «гениальному» замыслу режиссера. Татьяна вздохнула. Блестящей возможности сыграть вместе с Сергеем Селезневым, похоже, не суждено воплотиться в жизнь. А через полтора года, когда кончится декретный отпуск, в России тоже начнут снимать такие сериалы, так что карьеру придется начинать с роли пятнадцатой подруги второй хозяйки какой-нибудь
Отбивные аппетитно скворчали, распространяя по всей кухне восхитительный запах сочного мяса. Таня достала из холодильника вчерашний салат, банку с солеными огурцами и села на табурет возле стены. Ей было жарко, так же, наверное, как и маленькой беспомощной девочке внутри. Юрий сам разложил отбивные по тарелкам, сам налил чай и даже после ужина сам убрал со стола, отправив Татьяну в постель.
Она уже почти спала, изредка пробиваясь вспышками сознания сквозь дрожащую радужную пелену, когда почувствовала на своей груди прикосновение жадных ласкающих рук. Это было так не вовремя, что Таня даже застонала. Видимо, Коротецкий истолковал ее стон по-другому, потому что он тут же удвоил старания, норовя если не высосать, так выкусить ее равнодушный сосок из мягкой груди. Его руки со ставшими вдруг невыносимо жесткими пальцами тискали ее плечи, а она смотрела поверх его покачивающейся вверх-вниз русой макушки на белый с черной окантовкой шкаф и с раздражением думала о том, что ее будущий муж совершенно не оригинален и невыносимо последователен. Сейчас пять минут поласкает ее грудь, потом скользнет вибрирующим языком к пупку, потом разведет ее ноги и, прежде чем опустить лицо к светлому кудрявому холмику, отклонится назад, окинет ее всю традиционно восхищенным взглядом и прерывисто вздохнет. Но когда Татьяна и в самом деле почувствовала на своем животе трепетное касание горячего языка, ей вдруг стало мучительно стыдно. Ну, не отвратительно ли в самом деле срывать свое плохое настроение и плохое самочувствие на человеке, который изо всех сил старается, чтобы ей было хорошо? Она, вытянув руку, положила свою мягкую горячую ладонь ему на спину. Острая широкая лопатка зашевелилась под ее пальцами, как спутанное крыло. Тане вдруг показалось, что Коротецкий хочет сбросить жаркую руку, прилипшую к его коже, как горчичник. И откуда вдруг взялась эта совершенно безумная мысль?
«Наверное, я просто не до конца проснулась». Татьяна сильно зажмурила глаза и резко открыла их, надеясь, что исчезнет гудящий, тяжело ворочающийся в голове туман. Но вместо этого по белой дверце шкафа шустро побежали разноцветные веселые пятнышки. Юрий возился там внизу, между ее ног, сопя и изредка вскидывая лицо вверх. А она не чувствовала ничего, кроме вины за то, что ничем, абсолютно ничем не может ему сегодня ответить. Через пару минут Коротецкий скользнул туда, внутрь ее, жестким и нетерпеливым пальцем, а потом, как ему, наверное, показалось, незаметно, рассмотрел его при свете ночника. Татьяна, не в силах оторвать голову от подушки, скосила глаза и увидела, что палец влажно блестит от его собственной слюны. Но Юрий уже решил, что она готова, и вошел в нее быстро и резко, больно натянув кудрявые волоски и, кажется, надрывая нежную тонкую кожицу. И пока он двигался в ней, перенося вес тела то на левую, то на правую сторону, Таня думала о маленькой девочке, которой наверняка сейчас так же тяжело и тоскливо.
Сергей позвонил поздно вечером, когда Юля уже собиралась ложиться спать и расхаживала по квартире в розовой в белый горошек пижаме. Пижама была почти детской: кофточка со шнурочком, завязывающимся на бантик, штанишки длиной до колена. В общем, ничего эротичного. Поэтому с появлением Юрия ее надолго сослали в ящик на антресолях и снова на свет Божий извлекли только вчера. Мягкая фланель пахла свежестью и горячим утюгом, кофточка с широкой проймой не стесняла движений. Юля подошла к зеркалу, расслабила плечи и несколько раз мотнула туда-сюда безвольно висящими руками. В зеркале отразился смешной, нескладный паяц. Тогда она слегка изогнула правую бровь и приподняла уголки губ в улыбке, полной собственного достоинства. По ту сторону стекла появилась любовница Селезнева. Снова паяц, и снова любовница, и опять паяц… Юлька еще пару раз взмахнула руками, как ветряная мельница, остановилась и угрожающе произнесла:
— Паяц вам еще покажет!..
Сегодня она впервые поняла очевидную вещь: ее травят, как зайца с прижатыми ушами, в ужасе бегущего через поле. Во главе стаи борзых несется, конечно же, Галина, а Тамара Васильевна и Оленька трусят следом, предпочитая придерживаться политики наблюдения. С Галиной, допустим, все ясно, но эти двое!.. Ведь они могли бы в любой момент остановить начавшуюся травлю, но почему-то не сделали этого. Тамара Васильевна из-за своей вечной мудрости невмешательства, а Оленька — просто потому, что наивной дурочкой, способной только бессмысленно разевать розовый ротик, быть удобнее всего. И ведь как охотно все поверили, что мужчина, приехавший в банк с цветами, — это не Селезнев! Даже Зюзенко, вроде бы так искренне восхищающаяся тем, что увидела «живого актера», предпочла промолчать после Галининого «сеанса разоблачения». Это значит, что никому не интересна чужая счастливая любовь… Чужие страдания и проблемы? Это да! Ведь тогда можно тихо порадоваться, что в твоей собственной жизни не произошло ничего подобного, что ты по-прежнему остаешься добропорядочным членом общества, не погрязшем в пороке и лжи, как некоторые… Они хотели несчастную запутавшуюся девочку? Они получат умную, сильную женщину, которая счастлива в любви и привыкла сама строить свою жизнь!
Телефон зазвенел, когда Юлька, переполненная пока абстрактными планами мести, собралась уже умыться косметическим молочком и забраться под одеяло. Она сползла с дивана на пол, подняла трубку и плечом прижала ее к уху. Пальцы ее быстро и суетливо завязывали тесемки на пижамной кофточке, как будто невидимый собеседник мог узреть ее обнажившуюся грудь.
— Алло! Алло! — кричал Сергей.
— Алло! — откликалась Юля, досадуя на то, что он, видимо, звонит из автомата и поэтому ее не слышит. Закончив «сражаться» с тесемками, она наконец перехватила трубку руками и поняла, что все это время кричала мимо микрофона.
— Алло, — сказала она уже спокойнее, поднеся трубку к самым губам.
— О, теперь я тебя слышу. Наверное, на линии какие-нибудь помехи, — голос Сергея сразу же утратил тревожную окраску. — Ну, рассказывай, как у тебя дела?
— Всяко!
— Это в каком смысле?
— У моих коллег появились некоторые сомнения, — Юлька постаралась произнести это шутливым тоном, чтобы не обидеть Сергея, который так старался, но, видимо, он почувствовал ее напряжение и плохо скрываемую ярость.
— Так, рассказывай все с самого начала и по порядку…
— А что рассказывать. Галина, ну, ты ее помнишь, так вот, она сказала, что ты не похож…
В трубке повисла пауза, а потом Палаткин расстроенным и каким-то обескураженным голосом спросил:
— Так и сказала: не похож?
— Нет, ну не совсем так. Она привела кучу аргументов в пользу того, что ты не можешь быть Селезневым. Одну тактическую ошибку допустила я, а три — на твоей совести… Но ты только не огорчайся, ничего страшного не произошло. Если у тебя еще есть желание мне помочь, то я придумала еще один вариант…
— Излагай!
— А чего тут излагать? — Юля, поежившись, подобрала под себя ноги. Топили плохо, и она уже начала потихоньку замерзать. — Нужно найти видеомагнитофон и кассету с каким-нибудь фильмом Селезнева. Дело в том, что главный твой огрех — отсутствие какой-то «фирменной кошачьей пластики, которая нарабатывается годами». Мне кажется, что при желании можно выучить несколько характерных для Селезнева жестов, попытаться перенять походку, манеру держать голову. Наверное, все это не так и сложно… Но сейчас без толку об этом говорить, видеомагнитофона у меня нет, и где его взять напрокат, я пока не знаю…
Последнюю фразу она проговорила уже несколько упавшим голосом. Одно дело — воображать сладостные картины триумфа и покорные лица побежденных противников, и совсем другое — излагать свои идеи потенциальному исполнителю. Юлька вдруг отчетливо поняла, что она просит не о малюсеньком одолжении, а чуть ли не требовательным тоном сообщает, по сути, малознакомому человеку, что он должен провести несколько часов перед видеомагнитофоном, изучая кассету и пытаясь копировать жесты актера. Наверное, Сергею тоже не понравилась ее напористость, потому что он на некоторое время замолчал.