Зеркало для никого
Шрифт:
– Посмотрим, как будет выглядеть твой выпускной альбом, тоже будешь смеяться от вашей моды все время изменять цвет глаз и наживлять движущиеся татуировки, – сказала мама. Кстати она то мне и предлагала набить бабочку, машущую крыльями, но в последний момент я отказалась. Мне тогда показалось, что в моем теле и так слишком много всего инородного, камеры в глазах, потовые железы, зубы, улучшенная кожа, анализатор состояния здоровья в левой руке и быстрый выход в Сеть в правой. Я конечно не чувствовала ни одного из этих имплантов, но тогда мне показалось еще одно нововведение совершенно ненужным.
– А вот и папа! – воскликнула я, когда увидела отца.
Огонь потрескивал в камине, мама сидела рядом и пахло от нее духами с пачули. Сколько себя помню, от нее всегда исходил такой запах. Она увидела молодого отца и осторожно провела пальцем по фотографии, будто хотела прикоснуться к нему, тому парню из ее воспоминаний.
– Твой папа всегда хотел стать адвокатом, он должен был сохранять безупречный имидж. Он не встречался ни с кем, целыми днями занимался учебой и спортом. Его друзьями были самые популярные ребята, а я … я была похожа не на тебя… нет. Скорее на твою подругу Амалию. Я играла в школьном театре, могла изменять голос по собственной воле, мои подружки были такими же, шумными семерками, талантливыми, говорливыми. Нам казалось, что мы сейчас скажем новое слово в искусстве, нас заметят Зрители или горожане. Мы придумывали все новые и новые способы привлечения внимания. Ставили сценки, пели на улицах, одна из наших до сих пор выступает, рассказывая шутки. Я же привлекла внимание самого важного для меня человека и больше ничьего внимания мне не нужно.
Когда мама открыла следующую страницу альбома, я увидела ее, обнимающую папу. В глазах его светилось то же чувство, что и сейчас. Он выбрал свою пару, и от выбора своего не отступится. А мама… На следующих фотографиях было видно, как она меняется. Пропали подруги, пирсинг в носу и безумный макияж. Волосы из зеленых снова стали светлыми. То ли не захотелось ей больше экспериментировать, как только она обрела свою любовь, то ли она поняла. Парню девятке с мечтой стать адвокатом нужно соответствовать.
– Ради него я стала чуть серьезней. – сказала мама легкомысленно, подтверждая мои размышления. Отец вряд ли просил ее меняться ради него, по нему видно, он любит ее любой. Но как жить с человеком, понимая, что разрушил его мечты, что стал причиной его падения с девятки на восемь или семь. Конечно мама не смогла бы такого себе простить, вот и изменилась. – Ой смотри, наш выпускной!
На снимках с выпускного бала они уже были парой-совершенством. Он, спортивный и прямолинейный, она легкая эфемерная фея в его руках. Творческая, нежная. Они несли свою любовь сквозь годы, и мы с Мист были взращены на их любви, питались ею. Интересно, наша с Тео любовь будет таже долго пылать и наши отношения будут такими же? Или нам придется начать глотать стимуляторы, чтобы сидеть за одним столом?
– Мои девочки греются у огня? – раздался за спинами голос папы, он вошел тихо, так, что мы и не расслышали. Папа уже снял ботинки. Однажды мама поделилась, что когда-то очень и очень давно у папы просто ужасно пахли ноги. Ей этот факт нравился, от того, что напоминал ей – он человек, ее любимый человек. Папу правда он бесил, а потому как только у него появилось достаточно денег, он избавился от этой досадливой помехи.
Папа сел от меня по другую сторону и тоже с удовольствием принялся рассматривать альбом. Эта идиллия порождала внимание Зрителей, наши рейтинги подпитывали друг друга, оценки были высоки. Я поглядывала на пламя и думала, вот поленья лежат рядом друг с другом, огонь перекидывается с одного на другое, разгорается, выпускает тепло. Жрет их.
Отец за моей спиной держал мамину ладошку, другой рукой он показывал на одноклассников и рассказывал, кто и кем стал. Про некоторых папа не знал, значит они тихо скатились в шестерки. Такое не редкость. Про других рассказывал с удовольствием. Гимназия, в которой учились родители была той же, где учусь я. Потом они поступили в институты, потом вместе подрабатывали и путешествовали по разным Зеленым городам. Потом отец стал нарабатывать стаж, а мама озвучивала мультфильмы для детей. А затем, спустя еще семь лет родилась Мист. Спустя еще три с половиной года я. Хорошая жизнь, ровная жизнь. Правильная. Не такая уж плохая судьба. Возможно и меня ждет подобная.
Глава 4. Гнев, ревность и страх… в стихах
Мы первый раз поцеловались с Тео во время второго свидания. Я пригласила его на шоколадную фабрику, идею подсказала мама. Вернее она «случайно» оставила флаеры на обеденном столе.
Я поцеловала его сама, в тот момент, когда экскурсовод, которая до того показывала нам, как из какао бобов делают горький шоколад, отошла за образцами другого шоколада. Синтетического, из реактора. Нам говорили, что разницы не почувствовать, но мне казалось, я всегда отличу настоящий шоколад от поддельного.
Губы у Тео на вкус были горьковатыми и сладкими одновременно. Он очень удивился, когда я поцеловала его сама в середине второго свидания, но растерянность его была очень краткосрочной. Тео обнял меня и… он целоваться умел.
Когда экскурсовод вернулась, мы едва успели отлипнуть друг от друга. Я наверняка была красной, как маков цвет, а Тео оказался так перемазан шоколадом, что казалось, мы не целовались здесь, а попытались съесть все образцы разом. Добродушно посмеиваясь, экскурсовод показывала нам шоколад из реактора, хвалила за интерес к науке вне учебных часов. Напоследок она вручила нам по пачке конфет, которые мы сделали сами. Мои вышли безобразными: они были приплюснутыми, на них не держалась посыпка, а один трюфель я и вовсе макнула в соль вместо кокосовой крошки. Трюфели Тео были такими ровными, что ему предложили летнюю стажировку с зарплатой. Тео серьезно пообещал подумать над предложением, хотя я знала, что он будет проходить практику у своего отца. Законникам всегда нужны мальчики или девочки на побегушках.
Когда мы возвращались к моему дому, Тео предложил поменяться конфетами.
– Я хочу те, что ты сделала своими руками.
– Да они же кривые все!
– Но они сделаны твоими руками, – повторил Тео, используя свойственную ему рассудительную интонацию. Возрази я второй раз, он бы сдался, но расстроился, а потому я смело поменялась с ним коробками. – Спасибо тебе, – сказал Тео, и было не ясно, благодарит он меня за мои ужасные конфеты или за день в целом или за то, что я сама его поцеловала, сняв с его плеч ношу первого шага. Мне захотелось сделать что-то для Тео, подарить ему что-то. Но я не знала, что именно есть у меня таково, чего нет больше ни у кого. А потом вспомнила: