Зеркало души

Лазарева Элеонора

— И это ваши вещи? — показал Иваныч на стоЯщие на полках чемоданы.

— Да, — ответил сосед. — Бери девочкин, а я возьму свой.

Тот кивнул и дернул за ручку. Приподняв, понял, что тяжел и неудобен, ухмыльнулся и начал протаскивать его в проход.

— Как же вы смогли такой сами ворочать? — Проворчал он, поглядывая на меня.

— Да вот, так и ворочала, — усмехнулась я, вспоминая, как тащила эту махину совсем недавно. — Там учебники, вот и тяжело.

— Понятно, — проговорил старшина и уже ловко понес чемодан на выход. Мы поспешили за ним по уже пустому коридору. Сосед вышел наружу и, поставив на землю свой чемодан, подал мне руку. Потом я подхватила его под локоть, как он сам просил, и мы ускорились за Иванычем. Тот увёртывался от толпы,

а мы следовали за ним. Таким вот паровозиком вышли на площадь перед вокзалом. Тут же я начала с любопытством рассматривать окружение.

— Москва! — вздохнула я и продекламировала про себя слова Пушкина. — «Как много в этом звуке для сердца русского слилось! Как много в нем отозвалось!"

Кругом возвышались дома, строения, слышались звуки гудков машин, человеческий гомон. К тому же было очень жарко и пахло гудроном и выхлопными газами.

— И в это время тут тот же смог! — хихикнула я про себя.

Мы прошли к стоянке такси. Это были машины типа «Победа» и уже виднелись кое-где машины «Волга. ГАЗ-21», которые начали замещать старые образцы авто. Вскоре они заполнят улицы столицы и будут неотъемлемой приметой этих лет и неисполнимой мечтой сотен советских граждан. Впрочем, как и многие другие приспособления для жизни: холодильники, стиральные машины, пылесосы. За ними стояли в очереди, как и за мебелью, коврами и даже обоями с керамической плиткой. Всё это я часто слышала из уст тех же подруг моей бабки, которые вспоминали то время и качали головами, мол, трудно было, но всё же доставали. Так и говорили — ДОСТАВАЛИ! Вот вам и СССР с его вечным дефицитом на простые вещи для обихода! Теперь же полно всего, даже реклама уговаривает — Купииии! Только срок их жизни весьма короток. Быстро выходят из строя, не то что ранее сделанные в том же СССР — на века! Вот и пойми, что лучше!

Так я рассуждала, глядя в окно черной персональной «Волги» генерала Сергей Витальевича Соломина. Он сидел на заднем сидении, посадив меня на переднее, рядом с водителем, тем же старшиной:

— Тебе будет удобнее глядеть, — улыбнулся он, усаживая меня. — Тут обзор лучше.

Я с жадностью наблюдала в открытые окна жизнь столицы прошлого века. Мы ехали по почти свободной от автомашин широкой улице, а потом и по свободному проспекту. Если не считать нечастый общественный транспорт в виде автобусов и троллейбусов, то личных автомобилей было достаточно мало. А в основном такси, грузовой транспорт, трамваи. Около остановок было много народа. Люди терпеливо ждали, и потом скопом лезли в открытые двери, часто висели просто на подножках. По тротуарам шествовала толпа взад-вперед. То здесь, то там открывались широкие двери и из магазинов с надписями «Гастроном» или «Универмаг» выходили покупатели с сетками типа «авоська», сетчатыми раритетами разных расцветок. Я такую же видела у своей бабушки. Она показывала мне её, а я по молодости, все пыталась понять, как можно нести в ней бутылки или продукты, если они в дырках, то есть всё сплошные отверстия, на что она смеялась и говорила, что зато удобно сложить её в маленькую сумку или даже карман, как делали обычно мужчины. Одет народ более ярче и разнообразнее, нежели на тех остановках, что были ранее в поезде.

— Все же столица! — думала я, рассматривая мужчин, женщин и детей.

Одни шли молча, другие разговаривали и смеялись. Двигались поодиночке, парами или группами. Было видно, что некоторые просто наслаждались летом, городом, своей жизнью.

После победы сорок пятого года прошло немного времени, и столица ожила, расцвела, и не было видно тех жестоких следов оставленных войной. Построено много красивых помпезных зданий, проложено несколько линий метро, асфальтированы и расширены улицы, ранее не считавшиеся центральными. Столица расширялась и охватывала новые районы по окружности — пригороды и сЁла. Скоро указом ЦК КПСС, начнется массовое строительство знаменитых «хрущевок». Но это будет позже, а сейчас я смотрела на послевоенную столицу и умилялась и волновалась — как сложится моя жизнь в это время?

Скоро машина подъехала к высокому

дому в пять этажей, облицованному вычурной керамической плиткой, балюстрадами и небольшими балкончиками с витой оградой. Вокруг были видны еще остатки недавнего строительства. Потом я узнала, что эти дома были выстроены после войны в районе Песчаных улиц и метро Сокол. Их еще называли «сталинки», так как было распоряжение вождя строить добротно, с размахом, не менее трехкомнатных с высокими потолками и метражом. В них уже были подведены и газ, и все коммуникации.

Остановившись у крайнего подъезда, мы вошли в большое светлое помещение с будкой смотрителя. За стеклянным окном сидела пожилая женщина. Она выглянула, а затем вышла, чтобы рассмотреть пришедших.

— Здравствуйте, Сергей Витальевич! — воскликнула она с улыбкой на лице. — Вы вернулись? А Глафира Ивановна всё не могла вас дождаться. Рады видеть вас. А это кто с вами?

Она показала кивком головы на растерянную меня.

— А это новая жиличка, Антонина Васильевна, — ответил за соседа старшина. — Прошу любить и жаловать! Гостья нашего генерала.

— Ах, гостья! — покивала та головой. — Рады-рады!

Генерал лишь кивнул ей головой в приветствии и прошел дальше. Я оглянулась и увидела, как консьержка, сузив глаза и уткнув руки в бока, провожала нашу группу. Ей, видимо, было не всё равно, кто сейчас проходил в подъезде, и кто теперь будет жить в квартире генерала Соломина.

— Небось, агент КГБ, — почему-то подумала я. — Будет докладывать обязательно.

Размышлять на эту тему я не успела, так как поднявшись на второй этаж, мы предстали перед распахнутыми дверьми, в проеме которой стояла полноватая женщина в строгом темном платье с белым воротником и пучком светлых волос на затылке. Её круглое простое лицо выражало такую радость, что мне стало неловко, будто подглядела то, что не надо было видеть — встречу любящего человека с объектом своего обожания.

— Здравствуйте, Сергей Витальевич! Проходите-проходите! — запричитала она, пропуская нас в коридор. — Уж как я рада вам! Как рада! А это кто? Ваша гостья? Проходите тоже. Как же звать вас, голубушка?

— Здравствуй, Глаша! — опустил генерал чемодан, который она тут же подхватила. — Все в порядке? Как твое здоровье?

— У нас все хорошо, Сергей Витальевич. Слава Богу! — продолжала она скороговоркой. — Вы-то как?

— У меня тоже. Вот привез дочку моего друга. Зовут Валентина. А это, — он показал на домработницу, — Глафира Ивановна, моя помощница по дому.

Она кивнула и посмотрела на меня изучающе.

— Девушка пока поживет у нас, — продолжил он. — Приготовь гостевую комнату. Иваныч, внеси туда вещи, — обратился он к входящему за нами старшине, который тащил мой чемодан. Тот кивнул, понимающе, и прошел по просторному коридору вглубь квартиры.

Я оглядывалась и удивлялась этой планировке. Она была интересной — пять комнат и кухня. А еще кладовка и небольшой балкончик из общей залы. Окна были арочные, двустворчатые, потолки под три метра, двери деревянные, узорчатые с вычурными металлическими ручками и кругом паркет, выложенный лесенкой, натертый до блеска. Меня проводил сам генерал до комнаты, расположенной в дальнем углу коридора, напротив ванной, как поняла после вселения и розыска туалета.

— Вот эта будет вашей, — толкнул он двери и показал рукой на вход.

Я прошла в небольшую комнату, метров на шестнадцать, где было обычное окно, выходящее на лесной массив или парк, еще не разобралась. В ней стояла полуторная металлическая кровать с панцирной сеткой и скатанным рулоном матраса, стол с двумя стульями, комод с тремя ящиками и небольшой платяной шкаф в углу. На окнах висели тяжелые бордовые шторы с бахромой и подвязками через витой шнур с кистями, светлой кисеей с орнаментом до пола. На стене около кровати был растянут небольшой коврик с охотничьим сюжетом — всадники на лошадях, с соколами и собаками, а под ногами коврик с рисунком в красных тонах. Мебель была темная, с вензелями. Стол с выгнутыми ножками и стулья с мягкими сидениями и спинкой. Все дышало стариной и добротностью.