Шрифт:
Глава 1
Илна посмотрела вниз, на долину, на храм из серого известняка и на изрубленные тела вокруг него. Трупов было много, хотя она точно не знала, сколько: когда число было больше, чем она могла сосчитать на пальцах, ей приходилось называть его с помощью бобов или камешков... если ей было не все равно. По большей части ей было все равно. Этот народ, люди и люди-кошки, которые, должно быть, убили их и были убиты в свою очередь, все были мертвы. Мертвые не имели значения. Илна любила свою семью, Чалкуса и Мероту. Они тоже не имели значения, потому что люди-кошки убили и их тоже.
— Это не могло произойти давно, —
— Здесь нет ни ветерка, — ответил Карпос, его рыжеволосый напарник, такой же неопрятный. Он раздавил комочек сухой земли между большим и указательным пальцами правой руки, позволив пыли осесть на землю. Она падала прямо вниз, насколько Илна могла это видеть.
— Ты просто притворяешься, ветерок дует, — сказал Асион, сгибая указательный палец левой руки, не отрывая взгляда от долины. — Пушок на моих ушах чувствует ветер, даже когда пыль не поднимается. Здесь достаточный ветерок, чтобы я почувствовал их запах, если бы они начали вонять.
В левой руке Карпос держал короткий, очень прочный деревянный лук со стрелой на тетиве; ее острие было бронзовым, тонким, но с широкими крылышками, которым потребовалось бы всего несколько ударов сердца, чтобы лишить жизни того, в кого она попала. У Асиона была праща с коротким древком и льняными ремешками. Для обычной охоты он стрелял гладкими камешками, но в подсумке у него было несколько заостренных свинцовых пуль; одна из них сейчас лежала в кармане. На металле пуль было отлито слово. Асион, казалось, думал, что это ценный амулет, хотя и не был уверен, потому что охотники умели читать ничуть не лучше Илны. Но она не верила в такого рода чары. Судя по тому, что она видела с тех пор, как к ней присоединились охотники, силы плеч Асиона было бы достаточно для большинства целей.
Илна взглянула на нити пряжи в своих руках, готовые быть сплетенными в узор, способный заморозить разум или остановить сердце любого, кто его увидит. Вместо этого она могла бы связать нить в простое прорицание, чтобы ответить на вопрос: — Ждет ли нас внизу враг?
Она делала нечто подобное каждое утро, чтобы выбрать направление для дневных путешествий… но сейчас такой заботы не требовалось. Она доверяла длинному, тонкому меху, растущему на макушке ушей Асиона, и доверяла своему собственному инстинкту, который подсказывал ей, если что-то впереди было не так, было неуместно в мирной долине. Здесь она этого не чувствовала.
Илна жила в деревушке на восточном побережье Хафта, пока ей не исполнилось восемнадцать. Два года назад волшебницу по имени Теноктрис выбросило на берег, и все изменилось. Она и ее брат Кэшел навсегда покинули дом в сопровождении своих друзей детства Гаррика и Шарины. И теперь — Гаррик был правителем Островов; его сестра стала Принцессой Шариной из Хафта; и у Кэшела было единственное, что когда-либо имело для него значение — любовь Шарины. Он мог бы стать Лордом Кэшелом, если бы захотел, но этот титул значил для него не больше, чем для Илны.
Губы Илны были тверды, как лезвие ножа. Когда-то она бы сказала, что не хочет ничего сверх того, что принесло ей умение ткать. Потом она встретила Чалкуса и Мероту, мужчину и ребенка, которые любили ее... пока их не убили. Илна улыбнулась. Смерть была величайшим и, возможно, единственным покоем, который она могла себе представить. А до тех пор она будет убивать людей-кошек.
— Мы спустимся, — сказала она, вставая и выходя из кустов, не дожидаясь согласия охотников. Это
Ее оракул направил ее через горный хребет в долину к востоку от той, по которой она следовала в течение первой недели после того, как покинула королевскую армию и своих друзей. Ее оставшихся в живых друзей. Запах костра привел ее к охотникам, коптившим тонко нарезанную оленину на решетке из зеленых веток. Асион и Карпос последовали за ней, потому что были сбиты с толку и напуганы, в то время как у Илны была цель.
Изменение, смешение эпох с помощью волшебства, превратили острова в единый великий континент, существовавший в далеком прошлом. Охотники — Илна предположила, что они были из гораздо более ранних времен; они с ней иногда спорили из-за диалекта друг друга, хотя понимали друг друга достаточно хорошо — были полностью дезориентированы случившимся. Илна понимала это Изменение ничуть не лучше, чем охотники, но это была просто еще одна вещь, которая для нее не имела значения. Она жила, чтобы убивать людей-кошек, Коэрли, потому что они убили мужчину и ребенка, которые придали смысл ее жизни. Охотники были готовы делать то, что им казалось трудным, лишь бы им разрешили сопровождать Илну.
Все, о чем она просила их — это убивать, причем убивать скорее животных, чем людей. Это Асион и Карпос находили таким же естественным, как дыхание.
Карпос направился вниз вместе с Илной, немного отклонившись от ее левого бока и позволив своим длинным ногам унести себя достаточно далеко вперед, чтобы можно было сказать, что он лидирует. Большой и указательный пальцы его правой руки лежали на тетиве лука, готовые одним движением оттянуть ее к уху и отпустить.
Карпос был ширококостным мужчиной с нависшими бровями. Он выглядел медлительным и неуклюжим, но показал, что не является, ни тем, ни другим. Илна улыбнулась. Оракул ее связей не привел бы ее к Карпосу и его партнеру, если бы они не были именно теми мужчинами, в которых она нуждалась в качестве помощников.
Асион ждал на гребне, наблюдая за обратной тропой, пока Илна и Карпос спускались по пологому склону. Мужчины вместе охотились на опасную дичь в течение десяти лет, поэтому от природы были осторожны. Это было хорошо, хотя огромные чешуйчатые травоядные, на которых они охотились на Орнифале в свое время, и близко не были такими смертоносными, как Коэрли, на которых они охотились по указанию Илны.
Долина была засеяна ячменем или овсом — всходы были слишком молодыми, чтобы Илна могла разобраться. Здесь же в корявом величии распускались древние оливы. Илна натянуто улыбнулась: деревья, казалось, были расположены случайным образом, но они образовывали настолько тонкий узор, что она бы сказала, что никто, кроме нее самой или ее брата Кэшела, не смог бы его увидеть. Пожалуй, почти никто.
Илне не нравилась гордыня, и меньше всего — в себе самой, и особенно ей не нравилось понимать, что она самонадеянно считала себя обладательницей уникального мастерства. Она улыбнулась чуть шире: поскольку в большинстве случаев она сама себе не нравилась, наличие конкретной причины не имело большого значения.
На дальнем краю долины заблеяла коза. Там было большое стадо, щипавшее траву, растущую среди скал на этом склоне. В районе вокруг деревушки Барка, где выросла Илна, никто не держал коз. Козам было тяжело на пастбищах, хотя Илне говорили, что они дают молоко лучше, чем овцы.