Зеркало миров
Шрифт:
— Я собираюсь помолодеть, — сказала Теноктрис. Кэшел вошел в гробницу и обернулся, чтобы убедиться, что у Теноктрис не возникло проблем в дверях. Возможно, она подумала, что он удивился, услышав то, что она сказала, потому что продолжила: — О, уверяю тебя, не из тщеславия. Это просто практический ответ на трудности того, что мы будем делать. Видишь ли, мне нужно более гибкое тело.
Кэшел помог ей подняться на скамью и держал за руку, когда она забиралась в гроб. Он снова посмотрел на резьбу и задумался о человеке, который хотел быть похороненным в таком сооружении. Теноктрис открыла свою сумку и достала простой свинцовый стилус. С его помощью она начертила треугольник на дне каменного ящика в том месте, где лежала ее голова, когда они приходили сюда в прошлый раз, затем написала слова на каждой из трех сторон. Затем посмотрела на Кэшела с легкой усмешкой и сказала: — Ну, может быть, немного и от тщеславия тоже. Совсем немного.
Кэшел снова улыбнулся, но ничего не сказал. Она пошутила; она была не более тщеславна, чем он. Конечно, Кэшел хорошо разбирался в том, что он мог сделать, поэтому он знал, что может многое. Однако он не хвастался перед другими людьми, и то же самое относилось и к Теноктрис. Она легла в гроб и начала бормотать слова силы.
Кэшел повернулся к входу. Его задачей было убедиться, что никто не войдет, пока она будет в трансе. Кэшел подумал о человеке, который был похоронен здесь, если он был человеком, а не демоном, которым его сделала тень. Он снял левую руку с посоха и коснулся медальона Теноктрис. Он не был уверен, почему хранит его, но на это должна была быть веская причина. У Теноктрис всегда были веские причины.
Волосы на его руках и затылке встали дыбом. Яркий магический свет озарил гробницу с треском, похожим на то, как молния ударяет в дуб. От железных наконечников его посоха разлетелись голубые вихри. Кэшел повернулся, положив руки на древко, чтобы можно было наносить удары направо или налево в случае необходимости.
Теноктрис лежала в трубе чистого голубого света, мирно скрестив руки на груди. Ее губы шевелились, но Кэшел не мог расслышать ее слов из-за рвущегося звука волшебства. Он слегка попятился; от кокона света у него защипало в груди, словно он находился слишком близко к огню кузни. Он мог бы выдержать это, если бы пришлось, но не видел в этом необходимости. Гроб сиял волшебным светом, исходившим от Теноктрис. Пока Кэшел наблюдал, фигуры на боковой стороне гроба стали нечеткими и начали отслаиваться, как это бывает с мрамором, когда его долго оставляют на открытом воздухе. Участки прогнившего камня покрылись плесенью, а затем отпали.
Свет снова молниеносно погас. Кэшел моргнул и потер глаза тыльной стороной ладони. Если что-то нападет на него сейчас, пока он не может видеть…
Его кратковременная слепота сменилась тенями, а затем и реальными очертаниями в сумерках. На мгновение Кэшел подумал, не следовало ли ему все-таки зажечь лампу, но затем он увидел Теноктрис, сидящую с улыбкой на лице. Все предметы вокруг него сфокусировались в его зрении.
— Вау! — промолвил Кэшел. Он внимательно смотрел на Теноктрис, потому что черты ее лица остались прежними, но эта Теноктрис была его ровесницей. Ей не могло быть больше 20 лет. — Теноктрис, это сработало!
Юная Теноктрис поднялась на ноги. Она задела гроб, и вся передняя часть его осыпалась, как стена песка во время прилива. Весело смеясь, она спустилась со скамьи. — Итак... — сказала она. — Я тебе нравлюсь, Кэшел? Подняв руки над головой ладонями наружу, так что ногти соприкоснулись, Теноктрис сделала пируэт. Она была такой маленькой, что не доставала до потолка, даже встав на цыпочки. Кэшел моргнул. Это было действительно потрясающе. У Теноктрис все еще были тонкие кости, но ее лицо стало круглее, чем было, когда возраст сморщил ее щеки. Он не мог определить цвет ее волос, но они ниспадали длинными локонами, вместо того чтобы быть собранными в тугой пучок на макушке.
— Это действительно хорошо, Теноктрис, — ответил он. — Значит, это действительно вы? Я имею в виду, вы не просто изменили внешний вид?
— Гламур, ты имеешь в виду? — спросила она. — Нет, нет — так я выглядела, когда мне было двадцать один год. Хотя, если тебе нравится гламур... Она поднесла ладонь к лицу и что-то пробормотала. Отчасти это было «...бримо мааст», или что-то в этом роде. Сверкнул алый волшебный свет. Когда Теноктрис опустила руку, у нее были блестящие черные волосы, полные губы и грудь, которая заметно выпирала из ее шелковой парчовой мантии.
— Так тебе больше нравится? — спросила она. Голос по-прежнему принадлежал Теноктрис, но в чертах лица не было ничего от женщины, которую Кэшел так хорошо знал в течение двух лет. Улыбаясь, она снова подняла руку. — Или так? На этот раз вспышка волшебного света снова была голубой, слабой по сравнению с тем сиянием, которое разрушило каменный гроб, но все еще достаточно яркой, чтобы оставить остаточные изображения в глазах Кэшела.
Теноктрис опустила руку. Рот Кэшела открылся от изумления. Шарина, высокая и белокурая, такая же совершенная, какой она была, когда он видел ее несколько часов назад, улыбнулась ему в ответ.
— Вы действительно нечто, раз делаете это! — сказал он. — Я думаю, нам все же лучше вернуться к повозке. Быстро темнеет, и пока мы не вернемся на главную дорогу, будет несколько серьезных выбоин.
— Итак... — сказала Теноктрис. — Ты не находишь меня привлекательной, Кэшел? Он не смог бы сказать, как произошла перемена, но то, что не принадлежало чертам Теноктрис, быстро исчезло. Она снова стала самой собой, только молодой.
— Что? — удивился Кэшел. — Конечно, нахожу. Вы действительно хорошенькая, как сама по себе, так и в любом другом смысле. Но я не хочу, чтобы мы сломали колесо на обратном пути. Он улыбнулся. — Хотя, я думаю, мы могли бы вернуться и пешком, если бы пришлось, — добавил он. — Раз уж вы снова молодая.
Теноктрис издала забавный смешок. — Да, — сказала она. — В конце концов, в этом и был смысл, не так ли? И ты прав, нам нужно двигаться. У нас очень много дел, мой друг. Она сама взяла сумку и вышла из гробницы. Ее шаги были быстрыми и птичьими, а спина очень прямой.
***
Трое мужчин были бы более чем счастливы, чтобы вскрыть курган самим, но Илна настояла на том, чтобы присоединиться к ним с палкой, которую Карпос вырезал для нее из кедра толщиной с его запястье. Из свежего кедра сочилась смола, так что теперь ее руки были липкими, но это только улучшило хватку. Она воткнула конец палки в грязь и вывернула ее вверх. Мотыга Асиона звякнула о камень; он развернул ее боком. — У меня здесь что-то есть, — сказал он. — Это не галька, это подогнанные камни!
— Копаем здесь, — приказала Илна. — Дайте мне. Они прорезали дерн на глубину ее предплечья на одном конце кургана. Он определенно был искусственным, насыпанным из верхнего слоя почвы, а не из желтоватой глины, которая быстро превращалась в подстилку окружающего луга. Это не доказывало правдивости того, что сказала Мерота, что Юноша, который втянул Илну в тот мир грез, был похоронен здесь, но делало это более вероятным.
Действительно ли это была Мерота? И Чалкус, с его руками — такими же сильными и гибкими, какими они были до того, как кошачьи твари набросились на него, нанося удары...?