Зеркало Ноя
Шрифт:
– Поздно уже, и у меня голова разболелась. Пойду, лягу. Ты уж тут сам…
Оставшись один, Брунов принялся ходить по саду, с ожесточением растаптывая в темноте грядки и изредка поглядывая на освещённый стол с нетронутым ужином. В горло уже ничего не лезло.
– Подумаешь, обиделась! Ну и дуйся на здоровье, – он начал потихоньку остывать, но по инерции всё ещё ворчал. – Леди из себя строит! Из-за какой-то паршивой собаки человеку вечер испортила. Машины помятой ей, значит, не жалко. Где логика?! Вот и живи потом с такой!
Ночью ему не спалось. Он улёгся на веранде
Кряхтя и вздыхая, он встал, накинул на плечи телогрейку и вышел в сад. Предрассветный ветерок приятно холодил виски и щёки. Брунов с хрустом потянулся, попробовал в темноте нащупать яблоко на ветке и вдруг решительно направился к машине.
– Никогда не поймёшь, что у этих баб на уме, – бормотал он, вглядываясь в едва прослеживающуюся в скупых лучах фар неширокую ленту шоссе. – Всё-то им не так!
С трудом он разыскал то место, где сбил собаку. Стараясь не смотреть на труп, вытащил из багажника армейскую лопатку с коротким черенком и, поплевав на ладони, вырыл у большой раскидистой липы аккуратную прямоугольную яму. Завернув собаку в простыню, прихваченную из дома, с трудом дотащил до ямы. Ещё полчаса ушло на то, чтобы обложить свежую могилу дёрном.
Когда он закончил, за пушистыми ёлочными верхушками на востоке уже показались первые робкие проблески зари.
– Ну вот и всё, – облегчённо выдохнул он и, потерев глаза, сладко зевнул.
Брунов гнал машину по утреннему пустому шоссе и на прямых участках вдавливал педаль газа до упора.
– Ещё поспать успею, – зачем-то уговаривал он себя. – Часиков несколько получится. А вообще-то завтра суббота, можно спать хоть до обеда…
Тихо, чтобы не разбудить Светку, он пробрался в комнату, пристроился с краю на диване и закрыл глаза. Перед тем, как погрузиться в сон, он вспомнил, что забыл при свете осмотреть помятый бампер – вдруг удастся обойтись своими силами и не выкладывать кругленькую сумму в автосервисе. Однако вставать уже не хотелось.
«Шут с ним, с бампером. Не в железках счастье! – полусонно размышлял Брунов. – Жаль только, что руки не помыл перед тем, как лечь…»
Не о чем разговаривать
Среди ночи неожиданно зазвонил телефон.
Лежащая рядом женщина легонько толкнула меня в плечо и сонно проговорила:
– Твой… Кому ты среди ночи понадобился?
Не открывая глаз, я нащупал трубку на прикроватной тумбочке и поднёс к уху:
– Кто?
– Где ты? – раздался знакомый голос.
Это была моя жена, с которой мы расстались и не общались почти три месяца.
– Зачем ты мне звонишь? Не нашла другого времени?
– Просто звоню. Интересно, где ты сейчас…
Разговаривать с ней мне совершенно не хотелось, тем более в такое время.
– Я исчез, меня ни для кого нигде больше нет, – сказал я и попытался вернуть телефон на тумбочку, но она быстро заговорила:
– Если бы ты хотел исчезнуть, то выключил бы телефон или сменил номер, а так… Зачем ты всех мучишь?
Но я ничего отвечать не стал, а просто отключил телефон и отправился на кухню курить в открытую форточку.
Фонари, освещавшие улицу по ночам, сегодня почему-то не горели, и вокруг была вселенская темнота. Редкие освещённые окна соседних домов почти её не рассеивали, и улица выглядела странно и необычно.
Вот бы выйти и прогуляться в темноте, но не хотелось одеваться и объяснять женщине, которая сегодня со мной, куда я собрался. Всё равно не поверит.
Докурив сигарету, я выбросил окурок за окно и отправился досыпать. Но сон уже как рукой сняло.
– Почему ты с ней так грубо разговаривал? – спросила женщина.
– Мы с ней совершенно чужие люди, – вздохнул я и отвернулся, – о чём нам разговаривать?
– И всё-таки… Вы же с ней прожили какое-то время. Неужели и тогда у вас не было общих тем?
– Может, из-за этого мы и расстались.
Её тонкая ладошка легла на моё плечо:
– А я? Со мной тебе есть, о чём поговорить?
– Не знаю, – снова вздохнул я, – пока не знаю…
Перед тем, как заснуть, я некоторое время раздумывал о том, что скажу утром, когда мы проснёмся. Наверное, она не успокоится и станет выяснять, что я думаю и насколько интересно мне общаться с ней. И мне ответить будет нечего. Пока нечего.
Когда я проснулся поздним утром, никого рядом со мной уже не было. Лишь на столе, рядом с телефоном, лежал листок, вырванный из блокнота, и на нём всего несколько слов:
«Прости, но нам не о чем с тобой разговаривать».
Единожды солгав…
Этот рассказ – не документальное повествование, но основан на рассказах моего отца. Многое взято из его биографии, но не всё. Диалоги и некоторые детали придуманы мной. Но это ничего не меняет в общей картине событий… Нижайший мой поклон ветеранам и вечная память участникам и жертвам великой и проклятой Второй мировой войны, раскрывшей в людях не только высочайшую степень героизма и самопожертвования, но и неизмеримые глубины подлости, низости и коварства. А ведь об этой второй составляющей мы как-то всегда стыдливо умалчиваем…
Последние ночи Гирш не спал. Или всё же спал – точно он этого не помнил, потому что вокруг него стояла необычная тишина. Никаких звуков не было. Даже привычного перешёптывания соседей по нарам, кашля и стона больных. Или он этого просто не слышал из-за слабости.
Правда, где-то на второй день (или третий) он попросил соседа справа принести попить, и тот, кряхтя и тихо матерясь, отбросил тряпьё, которым накрывался, и принёс ему кружку ледяной воды из бочки, стоявшей у входа. Не открывая глаз, Гирш проглотил пару глотков, и его стало тошнить. Но он сдержал тошноту и снова провалился в привычную полуявь-полусон.