Зеркало отчаяния
Шрифт:
И только тут Мотя вспомнила про свою находку.
Зеркало же!
Черт побери!
Мотя принесла сумку и вытряхнула все содержимое прямо на пол рядом с кроватью. Так... что тут у нас?
Квитанция за квартплату, конверт с расчетом, черновик контрольной, выкинуть, зачетка, список покупок, еще один список...
Ага!
Зеркало удобно легло в руку.
Небольшое, круглой формы, с удобной ручкой и даже колечком... кажется, нечто подобное носили на своем поясе знатные дамы невесть когда... историю
Бррр...
Мотя повертела его в руках.
Красивое, чеканное, видно, что не ширпотреб, которым сейчас полны все магазины, вплоть до антикварных, на обратной стороне зеркала гравировка - лань застыла в прыжке. Красивая зверушка, но уж больно безобидная. Рысь бы изобразили, что ли?
Себя Мотя к ланям не относила ни с какой стороны, но зеркало нравилось.
Нравилась его уютная тяжесть в руке, нравился золотистый цвет стекла, нравилось свое отражение в глубине...
Дорогое? Да, возможно.
Продать? Что она, дура, что ли?
Да, вопрос стоит именно так. Только дура пойдет в антикварный магазин продавать вещь, цены которой не знает. В лучшем случае, ее облапошат в три секунды. В худшем же...
Либо ограбят, либо обворуют, это уж как повезет, но зеркала у нее не будет. А может, еще здоровья, денег и жизни.
Может повезти наткнуться на честного антиквара? Фантастику Мотя откровенно не любила, и в повседневную жизнь тянуть не собиралась.
Оставим зеркало у себя. Пусть талисманом будет...
Матильда провела пальцем по оправе.
Ой!
Черт побери!
На пальце набухла капля крови, и Матильда поскорее сунула его в рот. Видимо, где-то в оправе трещина или скол... бывает. Надо залить фурацилиновым спиртом, и им же протереть зеркало. Небось, на нем бактерий, как, как... много!
Это девушка и сделала. А потом с чистой совестью отправилась спать, сунув зеркало под подушку. И уже не чувствовала, как хитрющая Беся закинула на эту подушку сначала одну лапку, потом вторую, а потом и все четыре. И перебралась сама, свернувшись калачиком на голове у хозяйки.
А что?
Так теплее. И безопаснее. А она - кошечка маленькая, ее каждый обидеть может... муррррр....
Мария-Элена Домбрийская.
Карету подали к восьми утра.
До этого времени Мария-Элена уже успела сходить на молитву, получить причащение у служителя, единственного мужчины, который допускался в обитель, позавтракать (овсянка на воде, кусочек хлеба с крохотным кусочком сыра и вода), собрать вещи и даже побеседовать с матушкой-настоятельницей, которая вручила ей клетку с двумя голубями - серым и белым.
– Я буду ждать вестей от тебя, дитя мое.
– Я обязательно напишу, матушка. Благословите меня.
– Да пребудет над тобой воля Его и доброта Ее. Иди с миром, дитя мое.
Мария-Элена осенила себя святым ключом и привычно опустила глаза.
– Аэссе.
Мамины платья она надеть так и не решилась, покидая монастырь в грубой одежде из серого сукна. Единственное отличие - под одеждой покоилось мамино зеркало. И прикосновение кожа к теплому металлу оправы как-то успокаивало. Словно мама была рядом.
Словно рядом был хоть кто-то... как же страшно!
Отец небесный, будь милосерден. Мать-заступница, смилуйся...
Карета ждала за воротами. Роскошная, отделанная золотом, вся в узорах и завитках, с гербом Домбрийских на дверце - ланью в прыжке. И на минуту Мария-Элена почувствовала себя такой же ланью. Загнанной, испуганной, которой не уйти от охотника.
– Ваше сиятельство, - поклонился ей молодой мужчина в цветах Домбрийских, - Позвольте представиться. Дорак Сетон, начальник вашей охраны.
Мария-Элена кивнула, не поднимая головы.
– Благодарю вас, господин...
– Прошу вас пожаловать в карету. Мой отряд будет сопровождать вас домой, в Донэр. В карете вас уже ждет горячий завтрак и теплый плащ, а если вы что-то пожелаете, обращайтесь ко мне. Я сделаю все, что в моих силах ради вашего удобства.
– Благодарю вас, господин.
Второй раз получилось увереннее. И глаза поднять тоже получилось, словно кто-то толкнул под руку.
Мужчина смотрел на Марию-Элену и улыбался. Высокий, черноволосый и синеглазый, белозубый и мускулистый, живое воплощение девичьих грез.
Точно бабник...
Откуда у Марии-Элены возникла в голове последняя мысль, она и сама бы не сказала. Звучало это удивительно вульгарно, но решительно.
– Прошу вас, госпожа. Окажите мне честь...
Дорак опустился на одно колено, как следовало по придворному этикету, и протянул руку, обернутую плащом, чтобы дама опиралась, входя в карету. Мария-Элена, покраснев до кончиков ушей, неловко коснулась пальцами плаща, шагнула на первую ступеньку, пошатнулась, едва не упала...
Спас положение Дорак, вовремя подхвативший даму под локоть и перенаправивший вместо лужи - в карету.
Мария-Элена пискнула что-то невразумительное, но дверца уже закрылась и девушка оказалась в обитом бархатом полумраке. Отдернула занавески, осторожно вгляделась...
Дорак командовал людьми, которые рассаживались по коням. Вот он сам взлетел в седло, лихо, почти не касаясь стремени, и махнул рукой. И карета двинулась вперед.
Марии-Элене было откровенно страшно.
Она достала из кармана четки и привычно вспомнила молитву.
Отец милосердный наш...
Молитва почему-то не помогала. Даже наскучила, что было и вовсе странно. Мария-Элена вздохнула, потом укуталась в плащ, лежащий на противоположном сиденье, и достала зеркало.