Зеркало Триглавы
Шрифт:
— Да на нём и без тебя столько чар — как бы башку ненароком не снес.
— Баюн, это ты? — Её взгляд недобро блеснул сквозь прядь волос, упавшей на глаза.
— Есть сомнения? — обиженно пробурчал кот. — Иди, потрогай… — и отскочил в сторону, увидев, что Людмила готовА отбросить оружие и затискать его в жарких объятьях. — Э, нет, нет, ты слегка не в себе… задушишь невзначай.
— Это я "не в себе"? — Она уперла свободную руку в бок, горделиво выпрямила спину. — Слегка?
— А то… уходить отсюда надо, пока Кащея нет. Выход… — кот осекся на полуслове. — Опоздали.
С озабоченным видом Бессмертный пересекал огромный зал, направляясь
— И это все, на что ты способен? — усмехнулась Людмила. Это старик — смешон. Почему раньше она так боялась его? Такой же, как все — из плоти и крови, убедилась сама. Ну, бессмертный… И что? У каждого свои фокусы. Она тоже может — с ладони ведьмы взлетели красногрудые зарянки и, с радостью перекусив многоножками, покружили под куполом, расселись на спинке трона, звонко перекликаясь друг с другом.
Баюн, когда Кашей возник рядом с ним, совсем растерялся — кинулся бежать, опомнился, вернулся к чародейке. Противоречивые чувства боролись в нем, и бедный кот никак не мог осмыслить, что для него важнее — спасать себя, любимого, или выручать ведьму. Пока котофей метался туда-сюда, Людмила не медлила. Первый рубящий удар пришелся на плечо Кащея. На грязноватом балахоне расплылось алое пятно.
"Надо же, все-таки уязвимый… а рассказывали…" — удивилась она. Кащей словно не заметил раны. Он голыми руками ухватился за лезвие меча, с невероятной силой выворачивая его вниз. Ведьму потащило следом — кисти намертво примерзли к гарде. Кащей со всего размаха припечатал её об пол и отшвырнул в сторону, как сломанную куклу. Людмилу буквально размазало о ближайшую колонну. Она беспомощно стекла к её подножию.
— Что, не по силам? — Бессмертный опустился на колени перед ней, попутно отшвырнув подальше кота, сунувшегося было на выручку ведьме. Над головой Кащея возникло темное марево. Оно обернулось аспидно-черным жгутом с вихревой воронкой на конце. Эта заверть изогнулась и, как пиявка, впилась Людмиле под левую грудь. Чародейка слабо махнула мечом. А толку? Старик легко вывернул кладенец из слабеющих рук, рассмотрел — «дерьмо», — не глядя, кинул за спину. Меч глухо брякнул, отлетев под нос коту. Ошеломленный котофей, подкрадывающийся к Кащею сзади, притормозил: — "Вот она, судьбина… сама выбрала, кому быть героем…". Быстрёхонько, чтобы не передумать ненароком и не попасться на глаза Бессмертному, подтянул оружие к себе.
А тому было не до кота — Людмила бледнела на глазах, старик же молодел с каждой минутой. На желтовато-серых щеках Кащея заиграл ухарский румянец, плешь на голове окуталась нежным младенческим пушком. Еще немного, и чародейке ничто не поможет. Высосет её злодей напрочь. Баюну зримо так представилось, как жизнь ведьмы перетекает к Кащею по пульсирующей пуповине, связавшей их, точно мать и дитя
Кот тоскливо смотрел на меч, понимая, что ему никак с ним не сладить — в лапах не удержит, а зубами… Нет, никак…
Чьи-то руки выхватили меч из-под самого носа котофея. Птах, прогнувшись всем телом назад, занес кладенец над головой и со всего размаха рубанул по жгуту, прерывая гибельную связку.
Кащей, уже стоящий на ногах, согнулся, как от удара. Его балахон окрасился свежим рдяным пятном. Бессмертный, нетвердо ступая, дотянулся до меча, выдернул его. Тот полыхнул фиолетовым огнем. Старик зашипел от боли, отшвырнул кладенец от себя подальше. Птах подхватил оружие на лету и, отскочив на противоположную сторону зала, уже нарочно ударил по ближайшей колонне — поперек, потом ещё и ещё, яростно, остервенело, оскальзываясь в лужах крови, заливающей блестящий пол.
Рубил по колоннам, а казалось — по Кащею.
Каждый удар отсекал от него куски гниющей плоти, обнажал плесневелый костяк, облепленной прожорливыми опарышами.
Сверху посыпались камни — свод над головой треснул. Поваленные колонны больше не держали его. Кот изо всех сил отпихивал Людмилу поближе к стенам, стараясь, чтобы потоки крови не захлестнули её с головой. Но стены тоже тряслись, как в лихорадке. Того и гляди, рухнут. Птах кинулся помогать ему, бросив меч завершать начатое. А кладенцу и не нужен был больше никто — упоение сечей сродни экстазу.
— Туда! — Баюн махнул в сторону постамента. Он поддерживал ведьму. Она уже немного пришла в себя.
— Зачем? — Птах никак не мог отдышаться, — а где Кащей? — Кот не услышал его.
Они перебирались через груды мертвых тел — женщин всех возрастов и рас, убитых и замученных самыми зверскими способами. Людмила не могла сдерживать рвотные позывы. От запаха свежей крови кружилась голова. От вида смерти мутилось в глазах. Хотелось лечь рядом с ними и не вставать больше, но кот всё толкал её вперед, тащил, когда она упиралась, кусая и царапая когтями кожу через плотную ткань дорожных штанов, пока они не добрались до ступеней. Здесь Баюн дал ей мгновение передышки: — "Только не оборачивайся!" и заставил взобраться наверх. Отсюда Людмила увидела: меч, как воплощенное возмездие, иссекал на мелкие частички то, что было тайной силой Кащея. "Сколько же их… Теперь это останется только в памяти людской, а вскоре изгладится и из нее, оставшись жить в сказках и преданиях о бессмертном злодее" — слезы подступали к горлу.
— Помоги! Чего встала? — кот и бесенок толкали массивный престол, стараясь сдвинуть его с места. Ведьма нажала плечом рядом. Трон поехал в сторону, открывая узкий лаз в подземелье. Бесенок лихо сиганул вниз, Людмила полезла за ним. Кот прыгнул следом, за что-то зацепив хвостом. Щелкнула скрытая пружина, и слабое пятно света над головами сменилось кромешной тьмой.
ГЛАВА 31
Бежали долго. Каменный пол тоннеля закончился довольно скоро, теперь под ноги то и дело попадались кочки да топкие лужи. Птах бежал впереди, еле слышно цокая копытцами, а Людмила еле плелась, спотыкаясь о невидимые в темноте корни, брезгливо отбрасывала в сторону липкие завесы паутины. Баюн заботливо поддерживал, когда ведьма опускалась на колени с единственным желанием лечь на землю и больше не вставать. Никогда.