Зеркало за стеклом
Шрифт:
Я сделала к двери несколько неслышных шагов босиком и замерла, не донеся ладонь до ручки. Он даже не заложил засов. Никого не боится? Или кому-то доверяет? Может быть, не счёл нужным, уверенный в том, что я никуда не денусь после его внушения? Такая самонадеянность мне на руку. Я в последний раз обернулась на неподвижную фигуру на полу, стиснула ручку, решительно вздёрнула подбородок… и никуда не пошла.
Моё бегство, особенно если оно увенчается успехом, наверняка приведёт его в ярость. Для человека, одинаково оценивающего поросячью и человечью жизнь, то есть ни во что, это станет желанным поводом отыграться на тех, кто попадётся под
— Будь ты проклят, Йен Кайл, — одними губами беззвучно произнесла я, снова скрючиваясь на своей скамейке. — Будь ты проклят.
Он что-то пробормотал во сне и повернулся ко мне спиной.
…Снова набросился кашель. Я съёжилась, обхватив себя руками и прислушиваясь к сухим звукам, исторгаемым моим пересохшим горлом. Невыносимо хотелось пить. Я дождалась, пока приступ закончится, и вновь попыталась думать. Получалось плохо. У меня не было даже крохотной точки отсчёта, с которой можно было бы начать. Все ощущения и воспоминания о свершившемся в моей жизни в данный момент ограничивались тёмной душной пустотой вокруг и внутри. От этого мне безумно захотелось удариться в панику, но неизвестно откуда взявшаяся привычка брать себя в руки в тяжёлых ситуациях сделала своё дело.
Я слепо повозила ладонью по полу вокруг себя. Ничего. Пыльный шершавый камень. Снова встав на четвереньки, я осторожно поползла вперёд, тут же ощутив какое-то сопротивление в коленях. Что это? На мне платье? Платье?! Пришлось сесть на пятки и тщательно ощупать подол, начинающийся там, где ему и положено, а заканчивающийся… Ох, и откуда я такая взялась в платье, подолом которого только и делать, что при ходьбе пол подметать? Может, я невеста? Но тогда где все остальные свадебные атрибуты, включая жениха и гостей, и почему я прихожу в себя в темноте, на полу и даже не помню собственного имени?
Рука продолжала блуждать по низу подола, в поисках его края, но почему-то упорно не находила. Я поменяла положение, подтянула колени к груди и взялась за это дело уже обеими руками. Безрезультатно. Чертовщина какая-то! Я снова и снова ощупывала себя от шеи, где «платье» плотно прилегало к телу, до самого низа, где в плену большого количества материи скрывались мои ноги. Больше всего моё одеяние напоминало… мешок с дырами для рук. Словно какой-то одиозный портной взялся воплощать в жизнь девичью мечту «чтобы супруг меня на руках носил», просто обездвижив заказчицу отсутствием в наряде прорезей для ног.
Попытавшись ощупью найти шов и разорвать лёгкую материю по нему, я потерпела воистину унизительное поражение, не найдя ни одного шва. Яростно отбросив все беспочвенные догадки о причинах и следствиях, я опять встала на карачки и кое-как, постоянно выдёргивая из-под коленей «подол», осторожно поползла вперёд, выставив перед собой свободную руку.
Впрочем, понятие «вперёд» в состоянии полной потери ориентации было более, чем условным. Так что, какое-то время спустя, я передумала и двинулась вправо. Не всё ли равно, куда ползти? По-прежнему ничего не видно, под коленями всё тот же каменный пол, а рука так и не натолкнулась ни на какое
Поплутав ещё какое-то время, и окончательно запутавшись в собственных ощущениях направления, я демонстративно уселась на пол. Демонстративно для себя, поскольку считала, что человек, оказавшийся в одиночестве и крайней растерянности, в первую очередь обращается именно к себе. Больше всё равно не к кому.
— Так, дорогая моя, — сказала я вслух и не сразу узнала собственный охрипший голос. При прочих равных чудом было хотя бы то, что он вообще оказался мне знаком. Я утробно порычала, пытаясь прочистить и без того саднящее от жажды и пыли горло, кашлянула пару раз и возобновила свой монолог. — Ты попала неизвестно куда. Здесь темно, душно, и пол без ковра. Судя по всему, у тебя неприятности, потому что место больно уж напоминает какой-то каменный мешок. И сама ты в мешке. Два мешка на одну тебя, пожалуй, многовато, но что есть, то есть. Что будем делать? Ползать — уже наползалась, вся в пыли. Думать? С этим у тебя сейчас очень большие проблемы. Что же остаётся?
Я досадливо взъерошила волосы и с сильным нажимом помассировала затылок подушечками пальцев. Может, придёт внезапное озарение?..
— Я знаю, где мы. Вставай, пошли.
— Господи, как же я тебя ненавижу!.. — неоригинально застонала я, вырванная из беспокойного, тут же провалившегося из памяти сна, с трудом разгибая затёкшее тело. Спать на узкой скамье оказалось ещё неудобнее, чем я ожидала. К тому же, после рьяных маханий лопатой мышцы рук по ощущениям напоминали жёсткие канаты, болели и плохо слушались.
— Проблески сознания? — Йен, поболтал что-то в кружке и сделал большой глоток.
— Нет, обычная ненависть. — Я села, свесив ноги на пол, и с хрустом потянулась. — Там вода? Молоко? Мне всё равно, просто налей тоже.
— Кровь нашей гостеприимной хозяйки. — Он задумчиво покрутил кружку в солнечной полосе из окна. — Хочешь?
— Что?!
— Шучу, шучу, не надо так нервничать. Я примерный гость. — Мне была миролюбиво предъявлена кружка, на дне которой плескалось что-то густое и красное. — Всего лишь привет от нашего приятеля-мага.
— О Боже, что ты с ним сделал? — Севшим голосом потребовала ответа я.
— Ну, догадайся. Это не так уж трудно.
У меня перехватило горло, я бросилась к подушке, откинула её в сторону — пусто!
— Не хотел тебя будить, — Йен с ухмылкой отсалютовал мне кружкой.
— Ты его убил?! Нет!
— Да. Убил и съел. Осталась только голова. Одевайся, нам пора. — Рядом со мной на скамейку что-то с шорохом упало, но я даже не повернулась, во все глаза уставившись на возмутительно спокойный профиль. Йен как раз стоял ко мне боком, просовывая руки в рукава мятой куртки. Кровавая кружка буднично стояла на краю стола.
— Как ты мог?! Мы же ему обещали!
— Лично я ему ничего не обещал.
— Лично ты обещал мне!
— Неужели? — Он повернулся ко мне и нарочито нахмурился. — Напомни-ка.
— Ты сказал, что нет необходимости давать слово, потому что…
— Потому что у меня хорошее настроение? — с искренним изумлением закончил за меня Йен, и я почувствовала, как кровь отхлынула от лица. — На твоём месте, Гордана, я бы не принимал желаемое за действительное. Повторяю последний раз, одевайся. Или пойдёшь прямо так.