Зерно А
Шрифт:
– Кто там?
– Открывай давай, умник.
Из темного вестибюля пахнуло сигаретным дымом, дорогим парфумом, кожаной мебелью. К горлу подкатил ком. Вдруг войти в дверь стало почти также сложно, как протиснуться в кроличью нору. Но я вошла, Бог видит, я вошла. Дверь закрылась, и тьма обволокла теплым коконом. Когда глаза привыкли к темноте, Артур выскочил мне навстречу, как черт из табакерки, и заключил в объятия. На его руках не было перчаток.
– Да-да, взаимно, малыш, - я уперлась рукой в грудь Артура и восстановила
– Ты как сквозь землю провалилась!
Я, наверное, с минуту вглядывалась в его лицо.
– Не уверена, догадываешься ты сейчас или нет, как близко подобрался к истине. Нет, - решила я и улыбнулась, - конечно, не догадываешься.
– Уходишь от ответа?
– Ухожу от ответа, - кивнула я.
– Эдуард здесь? Мне надо с ним кое-что перетереть.
Артур медлил.
Я закатила глаза:
– Ладно, блин, спрошу лишь раз: в чем проблема? У меня нет времени на позы и ужимки.
Артур опустил глаза.
– Так-так-так! Неужели? Твоего босса что, одолел вирус обиды?
– Я вскинула брови. Ничуть не удивлюсь, если это так.
– Не думаю, что это так.
– Артур!
– рявкнула я.
– Мороси давай!
Он поморщился. Ага, согласна, это было громко даже для меня.
– Помнишь Софию? Прости, глупый вопрос. Конечно, помнишь. Так вот, она...
Ощущение, будто мне двинули под дых.
– Эта припадочная... она что, здесь?
Артур кивнул.
– Плевать. Мне надо увидеться с Эдуардом. Жирная точка.
Если хотите знать, я не расценивала категоричность в даваемых Софии оценках как признак своей импульсивности и незрелости. Напротив, я считала себя объективной. София тоже верила, что все крепкие выражение в мой адрес ни что иное как объективная оценка. Даже если мы заблуждаемся, для самих себя мы всегда правы; правы в наших персональных вселенных.
София и я на ножах после первой нашей встречи, когда она налетела на меня сгустком черных волос и красных ногтей и попыталась выцарапать мне глаза. Да, сознаюсь, я спровоцировала ее. Во всем виноват мой длинный язык. Честно говоря, во всем всегда виноват мой длинный язык. Но да ладно. Как я потом выяснила, прикладывая лед к ушибам и синякам, София считает, что я неблагоприятно влияю на Эдуарда. Что-то в этом роде. Они типа друзья, представляете? Дружба вообще странная шутка. Все угрозы и оскорбления сводились к тому, чтобы я не приближалась к Эдуарду и на расстояние пушечного выстрела. Да я бы с радостью не приближалась к нему и на расстояние сотни пушечных выстрелов! Однако, увы, обстоятельства складываются иначе.
Я уставилась вглубь вестибюля, отороченного, как кружевом, синеватым светом.
Артур коснулся моей щеки, заставляя посмотреть на него:
– Вижу я, как тебе плевать.
Я вздрогнула и поморщилась. Он мог подумать, что это из-за его слов, и ошибся бы.
Его
Артур все понял: разом осунулся и ссутулился, а в его глазах появилось что-то настолько затравленное и печальное, что я почувствовала себя редкостной сволочью. Думаете, легко удержать рядом с собой людей, когда одним прикосновением вы можете их убить? Если вы термовампир, вам не помогут ни ваше обаяние, ни ваша харизма.
Артур не убрал руку, что стоило ему неимоверных усилий. Ему хотелось отступить от меня, отвернуться - да что угодно, лишь бы не читать правду в моих глазах.
Слова крутились на языке. И я не стала молчать, хотя понимала, что уязвлю его еще больше:
– Во-первых, если я говорю, что мне плевать, значит, так и есть. Во-вторых, убери руку, Артур, и сделай два шага назад.
Он убрал руку и сделал два шага назад.
Мы вошли в зал. В дальнем углу, на диванах, сидел Эдуард. Рядом с ним расположился габаритный мужчина в деловом костюме, с лежащим на плечах шарфиком с золотой бахромой; перстень на мизинце, на кончике носа - очки в золотистой оправе. Не коматозник.
Понятия не имею, какого черта, но я чувствовала коматозников. Как если бы во мне теперь был радар, способный указать, какой домик пустой, а какой полный. Впрочем, кто обладателем пустого, а кто полного домика - люди или коматозники - не берусь утверждать. Равно как говорить о коматозниках, используя личное местоимение 'мы'. Не сейчас, не в ближайшем будущем.
Затем я заметила Софию. Она отделилась от тени, подсела к Эдуарду и смахнула с его плеча невидимые пылинки. На девушке была белая шелковая блуза, узкие джинсы и туфли не иначе как на пятнадцатисантиметровом каблуке насыщенного цвета бургунди. Артур положил руку мне на плечо.
– Марго, - позвал он тихо.
– Отстань, все феерично.
Я повела плечами, струшивая его руку, и зашагала к диванам. У меня в распоряжении было достаточно времени, чтобы насладиться производимым эффектом. Эдуард поднял голову. Он так и остался сидеть, глядя на меня, перьевая ручка замерла в сантиметре над молескином. Я указала глазами в сторону, мол, отойдем. Толстяк продолжал что-то бубнить, но, поняв, что его никто не слушает, тоже уставился на меня.
София встала мне навстречу:
– Да это же Палисси! Сколько лет, сколько зим.
Ни дать, ни взять, красота Софии была едва ли не удушающей. Вплоть до того, что это было нечестно по отношению к другим представительницам слабого пола. Однако меня таким не смутить.
– Ты удивишься, узнав, что я не числюсь среди твоих фанатов, София. Советую сменить тон на более уважительный.
– Да ну? А чем ты особенная?
– Да так, ничем. Две руки, две ноги, одна голова. Эдуард, нам надо поговорить. Немедленно.