Зерно богоподобной силы
Шрифт:
Уандер принял душ, протер лицо «Безбородом», переоделся и, перед тем, как усесться в кресло с газетой, заказал стакан эля. Но автобар не выполнил заказа, и Эд недоуменно уставился на него. Автомат был рассчитан на сорок разных напитков, а снабжал его раздаточный центр, обслуживающий этот район города.
По такому же принципу работала и его автоматическая кухня. Тогда он попытался заказать рыбацкий пунш — с тем же результатом.
Возмутившись, он подошел к телефону и набрал номер центра. На экране появилась задерганная пепельная блондинка и, не успел Эд открыть рта, торопливо сказала: — Да, мы в курсе. Ваш автобар не
Эд фыркнул и уселся в кресло. Небывалый спрос!
Что ж, в этом нет ничего удивительного. Отчаявшись найти себе хоть какое-нибудь занятие, люди налегли на выпивку.
В газете не было и намека на истинную природу эпидемии, поразившей электронные средства массовой информации. Очевидно, Баз де Кемп оставался единственным журналистом, который знал подлинную причину, но редактор категорически запретил ему упоминать Иезекииля Джошуа Таббера вместе с его проклятьями. Ни «АП-Рейтер», ни другие информационные агентства не владели ключом к разгадке. Научные статьи и обзоры кидались из одной теории в другую — от пятен на Солнце и радиовсплесков в отдаленных звездных системах до злобных происков Советского лагеря, или Объединенной Европы, направленных на подрыв американской экономики путем лишения ее рядовых граждан законного права на развлечения. Вот только каким образом это осуществлялось, оставалось предметом дискуссий.
Те, кто опровергали эти обвинения, указывали, что весь Советский лагерь и Объединенную Европу постигла та же напасть.
Если уж на то пошло, в других странах проблема эта стояла гораздо острее, чем в Соединенных Процветающих Штатах Америки. В Англии, например: в Лондоне, Манчестере и Бирмингеме уже вспыхивали волнения. По-видимому, это были бессмысленные и бесцельные стихийные протесты, не направленные ни на что и ни на кого конкретно — просто толпы озлобленных людей не знали, чем себя занять.
Уандер ощутил, как пробежал по спине противный холодок. Он уже видел такую толпу накануне вечером.
И не только видел, но и на собственной шкуре почувствовал, что она собой представляет.
Он стал быстро просматривать газету, стараясь отыскать статью о толпе линчевателей, едва ли не прикончившей беднягу киномеханика за то, что он не сумел показать фильм. И, к своему удивлению, с трудом нашел ее. Эд считал, что она заслуживает места на первой полосе — в таком-то городишке, как Кингсбург! Наверняка это единственная попытка самосуда за всю историю города. Но нет, ничего подобного: она оказалась погребенной в недрах выпуска, причем вся история была подана так, что оказалась, скорее, анекдотом, нежели серьезным событием, в котором сотни людей разгоняли водометами, а полиции пришлось изрядно поработать, чтобы усмирить разбушевавшуюся толпу.
«А ведь историю нарочно замяли», — понял Эд. Отцы города или кто-то там еще не пожелали привлечь внимание населения к тому, как это легко, а, может, вдобавок, и весело — взять и затеять смуту. Если взглянуть правде в глаза, в пылу вчерашней потасовки толпа отлично позабавилась — удовольствие получили все: мужчины, женщины, подростки.
Эд вернулся к первой странице. Президент выступил с каким-то невнятным объяснением причин неполадок на радио и телевидении. До кино дело пока не дошло.
А когда дойдет —
И это возможно. А как насчет кино? Чем собираются объяснить тот факт, что кино отказывается крутиться, как отлично крутилось уже Бог знает сколько лет?
Эд покачал головой. Какое счастье, что не он глава Соединенных Процветающих Штатов Америки! Эту работенку он с удовольствием предоставляет президенту Эверетту Макферсону.
Еще было сообщение из Большого Вашингтона. Белый Дом обратился с призывом ко всем неработающим актерам, цирковым артистам, ветеранам варьете, музыкантам, певцам, и балаганным зазывалам, а также ко всем, кто так или иначе связан или когда-то был с шоубизнесом, прося их явиться в актовый зал ближайшей школы. Воззвание заканчивалось прямой угрозой: в случае неявки виновные автоматически лишаются страховки по безработице, тогда как готовность к сотрудничеству будет всячески поощраться.
В задумчивости Эд почесал кончик носа. Его это тоже касалось. Придется пойти отметиться. Вывод напрашивался сам собой: проклятье обрушилось на радио и телевидение всего несколько дней назад, а в Большом Вашингтоне уже поняли опасность и зашевелились.
«Интересно, насколько серьезны были волнения в Англии?» — тревожно подумал Эд.
Он отправился в кухню и заказал ужин. Пища показалась совершенно безвкусной — даже несмотря на то, что он почти ничего не ел со вчерашнего дня. Эд выбросил остатки ужина в мусоропровод.
Потом стал думать об Элен. Странно: за последние несколько дней его отношение к ней изменилось. Она по-прежнему нравилась Эду, но чувство заметно утратило остроту. А ведь какую-то неделю назад она занимала все его мысли без остатка.
На лифте он спустился вниз. Там его ждало новое открытие: у винной лавки толпился народ, а стоящий в дверях толстяк пытался увещевать недовольных клиентов. Эд подошел поближе и понял, в чем дело.
— Мне жаль, ребята, только ничего не осталось. Все расхватали. Ждем новой партии, — говорил хозяин.
— А как насчет джина или рома?
— Я же сказал — все распродано: виски, джин, ром, бренди. Подчистую. Ничего не осталось.
— Совсем ничего? — недоверчиво переспросил ктото.
— Разве что несколько бутылок мятного крема.
— Это еще что такое? — ворчливо осведомились из очереди. — Градусы-то хоть в нем есть?
— Это ликер, — подсказал Эд. — Сладкий, с мятным вкусом. Но послабее, чем виски.
— А если смешать с кока-колой? — спросил кто-то.
Эд зажмурился и содрогнулся.
— Ладно, возьму бутылочку. Пусть хоть что-то в доме будет. А то впору совсем спятить, — можно было не уточнять, от чего именно.
— И я тоже.
Толпа повалила в лавку. Толстяк-хозяин поспешно сказал:
— По одной бутылке в руки, парни. У меня осталось совсем мало. Надеюсь, вы понимаете, что это особый товар. Пятнадцать долларов за бутылку.
Уандер побрел обратно к дому. На углу собралась толпа. Он подошел поближе и встал на цыпочки, чтобы увидеть, что происходит.
В центре трое юнцов давали представление — заурядные акробатические номера. Люди хмуро смотрели: время от времени, правда, раздавались отдельные одобрительные возгласы и кто-нибудь бросал монету-другую. Разнообразием репертуар, прямо скажем, отнюдь не отличался.