Зерно богоподобной силы
Шрифт:
У него был досуг, но не было способности занять себя творчеством. А ведь человек всегда хочет что-то сделать, — подытожил Брайтгейл, — но не всегда способен изобрести себе занятие. И что же случится, лишись он своего кино, своего радио, своего телевидения?
— Я уже читал о беспорядках в Англии. И, между прочим, в Чикаго, заметил Эд.
Генерал-майор недовольно пробурчал, обращаясь к Хопкинсу:
— Не мешало бы взгреть как следует этих чертовых журналистов. Слишком много подобных сведений они публикуют.
Дуайт Хопкинс не ответил. Он похлопал по толстой стопке бумаг, громоздящейся на столе, и сказал, обращаясь к Эду, Базу
— Честно говоря, ваши показания меня ошеломили, я до сих пор не могу до конца поверить. Однако тот факт, что все вы сообщили одно и то же, свидетельствует в вашу пользу. Признаюсь, если бы не кино, неполадки с которым совершенно невозможно объяснить атмосферными помехами, я бы и вовсе не стал принимать ваших слов во внимание. Однако… в чем дело, мистер де Камп?
Все взгляды обратились ко встрепанному газетчику, который, вытаращив глаза, смотрел в книгу, которую держал, в руках. — Должно быть, я взял не тот экземпляр, — растерянно пробормотал он. — Да нет, не может быть..-Он обвел взглядом собравшихся, словно упрекая их в чем-то. — Эта книга написана по-французски.
Эд заглянул в книжку и подивился ошибке приятеля.
— Какой же это французский? По-моему, скорее, похоже на немецкий…
— Нет, — возразила Элен, — только не немецкий. Немецкий я когда-то учила. По-моему, смахивает на русский.
— Не смешите меня, — огрызнулся Баз. — Разве это кириллица? Говорю же вам, это французский. Но такого быть не может — я читал ее перед тем, как прийти сюда. И картинка на обложке та же самая, и…
Долговязый профессор Брайтгейл распрямился и встал.
— Дайте-ка мне взглянуть, — сухо сказал он. — Я могу читать и писать на всех романских языках и еще по-немецки, по-шведски, и по-русски. Не знаю, в чем тут дело, только… — он не закончил фразы. Его обычно спокойные серые глаза едва не вылезли из орбит. — Это… это… скорее всего, это санскрит.
— Дайте мне, — резко приказал Хопкинс. — В чем здесь загвоздка?
Профессор протянул ему детективный роман в бумажной обложке.
— Гм, на мой взгляд, похоже на итальянский. Сам я его не знаю, но…
— Черт возьми! — выдохнул Эд. — Снова он! На сей раз он проклял художественную литературу.
— Что такое? — громыхнул генерал-майор. — Вы что, совсем рехнулись?
— Да нет, посудите сами! — Эд вскочил на ноги. Вот перед вами лежит отчет — ведь его вы по-прежнему можете прочитать, так? Я, например, могу. Могу прочитать газеты, которые лежат у меня в кармане. Вот, взгляните, — он взволнованно продемонстрировал им газету. — Новости вполне понятны. А теперь загляните на страницу комиксов. Весь текст — сплошная неразбериха. По мне, так похоже на немецкий, только я не читаю по-немецки. Он проклял всю беллетристику.
— Сядьте, — охрипшим голосом произнес Дуайт Хопкинс. — Он включил селектор и сказал: — мисс Пресли, пусть нам принесут несколько книг беллетристику и научную литературу. И еще пусть немедленно доложат, почему Иезекииля Джошуа Таббера с дочерью все еще не доставили.
— Слушаюсь, сэр, — донесся голос исполнительной мисс Пресли. — Табберов еще не нашли. Оперативники, которых за ними послали, сообщили, что оба покинули Саугерти. Очевидно, странствующего проповедника крайне расстроил тот факт, что его откровений никто не желает слушать.
— А известно что-нибудь о том, куда они отправились? — резко спросил Хопкинс.
— Один из их последователей заявил, что они отправились в Элизиум. Только населенного
— Достаточно, мисс Пресли, — сказал Дуайт Хопкинс. Он выключил селектор и взглянул сначала на Брайтгейла, потом на генерала.
— В чем дело? — буркнул вояка.
Что касается Брайтгейла, тот прекрасно понял, в чем дело.
— Элизиум, — медленно произнес он. — Иначе, Елисейские поля древних греков.
— Что еще за Елисейские поля, черт подери? — осведомился генерал.
— Рай, — ответил Дуайт Хопкинс. — Он потер рукой подбородок, как будто хотел проверить, хорошо литот выбрит. — Наш приятель Таббер отправился прямиком на небеса.
Часть третья
Глава девятая
— На небеса? — выпалил полковник, который до сих пор, не подавая голоса, держался в тени. — Вы что же, хотите сказать, будто этот колдун помер?
Эд покачал головой.
— Вовсе нет. Элизиум — просто чудное словцо, которым пользуются приверженцы табберовской религии. Они называют себя странниками на пути в Элизиум — или что-то в этом духе. Элизиум для них — некая утопия, если не считать того, что сам Таббер — противник всяческих утопий. Он говорит, что уже сама идея утопии реакционна. Только я забыл, почему. Вроде того, что утопия, мол, совершенна, а совершенство означает застой или…
— Минуточку, — взмолился Брайтгейл, — у меня от всего этого голова кругом идет.
— От разговоров о Зике Таббере и его религии у кого хочешь голова кругом пойдет, — вставил Баз; выждав несколько мгновений, дабы усилить драматический эффект, он заявил: — Мне кажется, я знаю, куда отправились Таббер с дочерью.
Хопкинс ошеломленно уставился на журналиста, а тот продолжал, как ни в чем не бывало: — Они в своей общине близ Беарсвилля, в горах Катскилл. Я слышал, как Таббер упоминал это место в одной из своих бесед. Приглашал всех слушателей, которые… — Баз скривил губы, — созрели для земли обетованной, податься в Элизиум и присоединиться к тамошним жителям. Похоже, это нечто вроде Новой Гармонии — так называлась колония Роберта Оуэна в Льяно, в Луизиане, или Деревни Справедливости Джозайи Уоррена30 [30]
30
Роберт Оуэн (1771–1858) — английский социалист-утопист, выдвинувший в 1817 году программу радикальной перестройки общества путем создания самоуправляющихся «поселков общности и сотрудничества», где нет ни частной собственности, ни классов, ни эксплуатации человека человеком, ни противоречий между физическим и умственным трудом, ни любых других социальных антагонизмов. Основанные им колонии — сперва в самой Великобритании, а затем знаменитая Новая Гармония в США — потерпели неудачу, хотя некоторые оуэнистские общины в Америке существуют до сих пор, не приведя, впрочем, к коренной перестройке всего общества, на что так надеялся основоположник идеи. Джозайя Уоррен (1799–1874) — тоже социалист-утопист, но американский. Он основал несколько общин оуэнистского толка, среди которых наиболее известна Деревня Справедливости, существовавшая в Орайо в тридцатые — сороковые годы XIX века.