Зерно Граната
Шрифт:
Смотря какая, – уклончиво заметил бог Гермес.
– Никакая, – уточнил я, а Гелиос пытался вырвать у меня из рук тело сына. – Ладно, дружок, поехали. У тебя сегодня праздник. И ты уже отметился.
Стоя рядом с полуразрушенным дворцом, я швырнул идиота во втором поколении в кучу пепла, оставшегося от дворцовой клумбы. Фаэтон пошевелился и кое-как встал на колени. Затравленно озираясь по сторонам, он увидел меня и взвыл, не забывая потихоньку ползти в мою сторону:
– О, могучий бог Подземного мира! О, великий повелитель мрака Гадес! Молю тебя о милосердии! Я не хотел ничего дурного! Я лишь хотел знать, действительно
Он хотел схватиться за край моего хитона, но я пинком отправил его обратно в кучу пепла. Я испытывал жгучее желание расправиться с ним так, что потом его не узнала бы родная мать, однако вдруг осознал, что мне не хочется пачкать об него руки. Наказание для сопливого юнца, сына своего лучезарного отца, я придумал.
– Эринии! – мой голос гремел под сводами Подземного мира так, что они содрогались – Предстаньте перед своим Богом Алекто, Тисифона и Мегера!
Через мгновение в ослепительной для человека вспышке света передо мной предстали три девушки в белых одеждах: Тисифона – мстящая за убийство, Алекто – не прощающая и Мегера – завистница. Они сложили свои крылья с золотыми перьями в знак приветствия и повиновения. Даже змеи, что обвивали их руки, перестали шипеть и склонили головы.
– Приказывай, Повелитель! – хором проговорили они, выпрямляясь.
Фаэтон со стоном поднялся на ноги и, сообразив наконец, кто стоит перед ним, попятился назад, пока не уперся спиной в покосившуюся колонну.
– Богини! Сын светозарного Гелиоса совершил преступление: управляя колесницей своего отца, он подверг опасности весь мир и едва не уничтожил всё живое! Подберите для него соответствующее наказание, но помните, что он смертен и всё ещё жив! – мой голос гремел над Подземным миром. Дворец снова пошатнулся, но устоял.
Алекто сделала шаг вперед, её туника переливалась всеми оттенками лунного света. Она несколько раз взмахнула рукой, и перед нами появилась золотая колесница.
– Каждому по его деяниям! – хором проговорили эринии, глядя на белого, как мел, сына Гелиоса, смотрящего на происходящее с полуоткрытым то ли от изумления, то ли от ужаса ртом.
Алекто медленно приблизилась к Фаэтону и остановилась напротив него. Оценивающе склонив голову на бок, она нежно улыбнулась юноше и медленно провела ладонью по его мокрой щеке – пот катился по его лицу, и от прикосновения Алекто он содрогнулся. Эриния засмеялась. Она приподняла его подбородок изящными пальчиками, заставляя посмотреть себе в глаза. Полубог перестал дрожать, но лицо его вдруг исказилось от ужаса, и он стал мотать головой, шепча придушенным голосом:
– Нет, нет, нет.... пожалуйста… нет… не надо… нет…
Эриния с удовлетворенной улыбкой отпустила его и произнесла:
– Приговор наш таков: он станет конём в колеснице… – начала Алекто с улыбкой.
– … и будет возить нас за грешниками, – со смехом продолжила Тисифона.
– … пока не искупит своего деяния! – заключила Мегера, вскидывая голову.
– Десять лет хоть пашите на нем, – усмехнулся я, утверждая приговор Эриний, и своды Подземного царства повторно содрогнулись. Зевс постоянно грохочет, что уши закладывает, Посейдон – орет, словно его за жабры тянут, а я говорю тихо, но меня почему-то все прекрасно слышат.
Эринии немедленно впрягли Фаэтона в колесницу, на которой под свист бича медленно укатили прочь. На сегодня дела окончены. Так, я что-то помнил, но забыл. Что-то важное…
***
– Моя
Голос был нежным, мелодичным и таким приятным, что слушала бы и слушала. Но тут я резко распахнула глаза! Воспоминания нахлынули на меня, как поток холодной воды. Деметра, Персефона, заменить дочь, Гадес, землетрясение… Ядрёны- помидоры…
– Что произошло? – прохрипела я, поднимая свою голову с колен девушки и пытаясь сесть. – Что со мной?
Оглядевшись, я увидела, что мы находимся на огромной поляне, окруженной лесом. Едва зазеленевшая трава и деревья, только-только пробивающиеся цветы удивляли меня несоответствием: ведь сейчас я должна находиться в черном – черном мире, в черном-черном замке, где живет черный-черный мужчина моей мечты. В голове играло “Вот оно, какое наше лето”, и дети из мультика прыгали в такт звездочкам перед глазами …
– Где я? – голос ещё не пришёл в норму, отчего вместо своего привычного мелодичного голоса был какой-то сиплый и чуть хрипловатый шепот, -
Девушка округлила глаза и прижала ладонь ко рту. А я попробовала пошевелиться и поняла, что день прошел, и он прошел по мне.
– Богиня, ты в Элизиуме! – размашисто жестикулируя, пояснила девушка. – Тебя сюда принес Повелитель и попросил меня позаботиться.
Когда мне наконец удалось сфокусировать взгляд и мысленно оценить себя по принципу: “ Посмотрите на эту девушку и на себя…” – поняла, что красотой спасать я мир не буду.
– Как тебя зовут? – нахмурилась я, соображая, как вернуться во дворец.
Девушка приняла мою хмурую мину на свой счет и, поспешно встав, поклонилась:
– Минта, богиня, Я – нимфа. Что-то случилось, было много света, все рушилось, а я так и не поняла, что произошло. Госпожа… Я сейчас, конечно, скажу дерзость… Но я знала Персефону… Она была солнечным ребенком!
Что? Совсем все так плохо?
– А сейчас вижу, что вы мало похожи на ту, прежнюю Персефону. Видимо, царство Мертвых способно изменить даже такую светлую душу, как ваша! – заметила прозрачная Минта, а ее роскошные волосы заставляли меня тихо всхлипывать от жалости. Нужно спросить, настойкой каких трав она их мыла при жизни. И не от него ли она умерла. – Богиня, молю вас, помогите мне! Я не должна была умереть… Даже Дельфийский Оракул говорил мне о том, что я выйду замуж, рожу троих деток, проживу счастливую жизнь и умру в старости, окруженная любящей меня семьей! Мне разные гадалки говорили об этом, но вот я здесь… В расцвете лет… И все из-за того, что хотела спасти сестру…
Я молчала, глядя в ее прекрасные глаза, которые наполнились прозрачными слезами. Насколько я понимаю, мы в Элизиуме, а здесь живут только самые счастливые души.
– Моя сестра, Эхо, тоже была нимфой. Она полюбила юношу по имени Нарцисс. Юноша был настолько красив, что в него были влюблены не только смертные, но и боги. Сам Аполлон…
В этот момент я подавила смешок, понимая, что та статуя, с которой сравнивают каждого мужчину, кроет в себе большой секрет. То, о чем реферат цензурно умолчал. То, что этот писаный красавец-бог иногда терялся для женщин и находился для мужчин, заставило меня усиленно вспоминать, видела ли я что-либо похожее про Гадеса. Память молчала, успокаивая меня.