Зерно Граната
Шрифт:
– Прошу прощения за моё поведение. Я не хочу, чтобы наша семейная жизнь начиналась так. Твоя комната в левом крыле. Не ошибешься, – усмехнулся голос позади меня, пока я бежала по коридору. В конце коридора я наткнулась на красивые двери, которые резко распахнула. Я влетела внутрь, чувствуя, как сердце учащенно бьется, а щеки полыхают жарким румянцем.
Закрыв за собой дверь, я прислонилась к ней спиной и, закрыв глаза, попыталась успокоить сердцебиение. Не каждый день приходится общаться с богом!
Гадес
Я шел по дворцу, чувствуя смесь странного разочарования и
Я остановился, прислушиваясь к излюбленной и ненавистной тишине. Что-то изменилось? Видимо, нет. Тронный зал встретил меня той самой тишиной, к которой я привык за тысячи лет.
– Танатос! – громко позвал я своего верного слугу и друга. – ТАНАТОС!
Мой голос прогремел и донесся до каждого уголка подземного мира, кроме покоев Персефоны. Через мгновенье передо мной стоял яростный, неистовый бог смерти, способный отрезанием локона волос отнять столь хрупкую жизнь.
– Ты звал меня, Гадес? – с жестокой улыбкой произнес Бог смерти, окинув взглядом тронный зал. – Чью жизнь мне прервать для тебя?
– Пока ничью. – задумчиво произнес я, присаживаясь на трон. Мои пальцы скользнули по холодному подлокотнику. – Есть разговор.
– Я не вижу второго трона и твою супругу на нем. Где же наша Богиня Жизни? – дерзко заметил Танатос, проводя рукой по рукояти своего меча.
– Вот о ней я и хотел поговорить, – я смотрел задумчиво сквозь него, медленно и уверенно сопоставляя факты. – Скажи мне, мой смертоносный друг, как часто ты видел плачущую богиню?
– Я видел в своей жизни много слез. И слезы богини – просто вода, – усмехнулся Танатос. – Пыль в глаза смертным.
– Ты в чем-то прав. Только если эти слезы не рождены песком, попавшим в глаза, – осторожно заметил я, вспоминая каждый ее жест, каждый взгляд, каждое слово. – Хорошо. Можешь не отвечать. Еще один вопрос, друг мой. С каких это пор богини … Я даже не знаю, как тебе это сказать? Допустим, ты видел когда-нибудь, чтобы бог или богиня обнимали и гладили Цербера!
Танатос посмотрел на меня так, словно я шучу. Ха-ха, мне тоже смешно, аж разрывает.
– Я помню, как Геракл пытался украсть Цербера! Это считается объятиями? – задумался Танатос.
Да, я тоже помню. Мне кажется, этого я не забуду никогда. До сих пор перед глазами стоит Цербер, которого тащат к Элесфею. Зачем Элесфею понадобился мой пес, история умалчивает. А зачем Церберу понадобился Элесфей, нужно спросить у одной из морд. “Кто съел моего царя!!!” – орал самый умный из всех, учтенных мною, племянников, когда Цербер решил, что погуляли, и пора домой. “О мой мускулистый друг. Тут всего лишь три варианта!”, – ответил я. Стране опять нужны герои, а брат рождает … идиотов. Хоть имена стали разнообразными. Странно, что после Тесея, Персея, Орея внезапно Геракл.
– Геракл просто выгулял собаку. Это не считается. По законам греческой трагедии покакать должен был Цербер, но обосрались все, кроме него. Я не об этом, – я поднял глаза на Танатоса, который
В зале стояла тишина. Танатос продолжал молчать. Его удивление удвоилось, а на лице проступал тяжелый мыслительный процесс.
– Тебя пощадить или дальше? Скажи мне, мой бесстрашный друг, с каких пор богини краснеют, когда им целуют руку? – произнес я, вспоминая маленькую ладошку и красные щеки.
– Э-э-э… – выдал изумленный Танатос.
– Развивай мысль. Не щади меня, – усмехнулся я. – Ну! Я жду! Я в трепетном ожидании! Скажи мне имя хоть одной богини, которая не раздвигает ноги по первому зову.
– Афина! – обрадовался Танатос, торжественно глядя на меня.
– Ее мы не берем в расчет. Афина – это отдельная песня. Она у нас Богиня Одержания и Воздержания. Ну, Танатос, припоминай, кто из олимпийцев смущается при виде мужчины?
– Аполлон! – радостно выдал Танатос.
Я вот сейчас сижу и думаю, откуда берутся безмозглые родственники и куда бы их деть, чтобы подальше. Это не они меня сюда засунули – это я от них ушёл.
– Это, конечно, не тот вариант, который я хотел бы услышать. Но мы его учтем. Боги тоже умирают. Нечасто, правда, а жаль… Так вот, я сегодня видел богиню, которая краснеет от поцелуя, – произнес я.
– А что по этому поводу говорит Геката? – поинтересовался Бог Смерти. Его брови нахмурились. Ну-ну, только не надо делать такое лицо. Я все прекрасно знаю, мой влюбленный друг. Мне, собственно, все равно, что у вас там происходит.
– Я с ней еще не разговаривал. Придет время, и мы поговорим. А сейчас я задаю вопрос тебе, – я смотрел на него в упор. – Как ты думаешь, она точно дочь моего брата? Может, она полубогиня? Может, ее отцом был простой смертный? Тогда не сходится. У нее есть дар, я чувствую в ней частичку божественной силы. Более того, я видел свет, который она сотворила.
– Может, дело в том, что она выросла вдали от Олимпа? – предположил Танатос. – Мать воспитывала ее одна, пряча от всевидящего ока ревнивой Геры.
У меня невольно вырвался смешок. После фразы Зевса: “Что-то у меня давно детей – героев не было…” земные женщины начинают в ужасе рыть землянки и прятаться. Некоторые сразу взывают ко мне, догадываясь, чем дело кончится.
– Возможно, ты и прав. Ее не коснулся разврат Олимпа, ее сердце может быть чисто от вечной лжи, самодовольства и гордыни. Но! Может, я и не знаком был с Персефоной, зато я знаю Деметру! Знаешь, друг мой печальный, я терпеть не могу богинь. Они делятся у меня на две категории. Те, которые поражают своей красотой и тупостью, стоит им открыть рот, и те, которые раздражают своей ложью, стоит им хоть слово сказать. Так вот, Деметра из последних, – я смотрел на Танатоса, который уже привык к тому, что отвечать не обязательно. – Слишком легко. Слишком все просто. Я хотел наказать Деметру за то, что она пришла к брату с просьбой разрушить мой единственный храм. Я сам сказал о том, что не прочь взять в жены ее единственную дочь в обмен на доспехи.