«Ж» - значит жертва
Шрифт:
— Придурок подписывался ее именем всякий раз, когда расплачивался за бензин, — сказал Долан и поднялся на ноги. — Вы двое продолжайте и знакомьтесь. Для меня пришло время перекурить.
Когда Долан вышел, я спросила — У вас есть теория, почему так и не узнали, кто такая Джейн Доу?
— Нет. Мы ждали, что ее быстро опознают, кто-нибудь узнает ее по описанию в газетах.
Все, что я могу думать — о ее пропаже не заявили. Или рапорт о ней был похоронен в куче бумаг на столе какого-нибудь копа. Сейчас мы вряд ли найдем, кто ее убил, но есть вероятность,
— Какой шанс?
— Не такой плохой, как вы можете подумать. Когда время проходит, люди больше склонны разговаривать. Мы можем усовестить кого-то и таким образом получить ниточку. — Он помедлил, поправляя простыню. — Вы знаете, жена Кона, Грэйси, умерла некоторое время назад.
— Он упоминал об этом.
— Это его здорово подкосило, но он, как будто, начал выбираться. Но с тех пор, как его стало подводить сердце, парень пребывает в панике. Его курение и поглощение спиртного вышло из-под контроля. Я пытался найти способ привести его в порядок, так что, как только возникло это дело, я в него вцепился.
— Вы говорите о Джейн Доу?
— Верно. Я был счастлив, что вы согласились помочь. Это его взбодрит. Ему надо работать.
По-видимому, он не представлял себе, что Долан выражал точно такое же беспокойство о нем самом.
Когда Долан вернулся, он выжидающе посмотрел на нас. — Итак, каков план игры? Вы его уже разработали?
— Мы как раз говорили об этом. Кинси хочет осмотреть место преступления, до того, как мы сделаем что-нибудь еще.
Я сказала — Правильно.
Долан сказал — Чудесно. Я намечаю это на завтра.
Глава 3
Долан заехал за мной в десять утра на своем шевроле 1979 года. Стэси сидел на заднем сиденье. Вид машины изнутри оставлял желать лучшего. Коричневая краска окислилась, покрывшись молочной патиной, как старая шоколадка. Длинная зазубрина с пассажирской стороны сделала дверцу почти неоткрываемой. Я умудрилась ее открыть, дернув так, что металл взвизгнул в знак протеста. Усевшись, я рискнула закрыть ее снова.
Я повернулась, чтобы взглянуть на Стэси, который сидел сзади с большой подушкой за спиной. Красная вязаная шапочка была натянута почти до бровей. — Растянул спину, — пояснил он. — Двигал коробки на прошлой неделе.
Долан повернул зеркальце, чтобы разговаривать с отражением Стэси. — Ты должен был подождать меня.
— Перестань вести себя как наседка. Я потянул мышцы, вот и все. Не о чем говорить.
При резком свете дня я заметила сероватый оттенок его кожи. Он был одет в коричневые вельветовые брюки, ботинки на толстой подошве, шерстяную рубашку в красную клетку и рыбачий жилет.
Долан включил зажигание. Мотор кашлял и умирал дважды, но в конце концов вернулся к жизни и мы тронулись в путь. В машине пахло табаком. Пол был усыпан старыми чеками, пустыми сигаретными пачками и разнообразными целлофановыми пакетами.
Мы заправились на станции обслуживания около шоссе 101, и машина влилась в поток, двигающийся на север. Как только
Стэси сказал — Эй! У тебя тут раковый больной.
— Это тебе не мешает курить твою трубку.
— Трубка только для отдыха. А так, как ты дымишь, ты отбросишь коньки скорее меня.
— Балбес, — буркнул Долан, но оставил сигареты в покое.
Стэси постучал меня по плечу — Видели? Он обо мне заботится. Вы бы никогда такого о нем не подумали.
Улыбка Долана была едва заметной, но смягчила его лицо.
После городка Колгэйт железная дорога и шоссе пошли параллельно океану. К северу едва виднелись горы Санта Инес, темные и зеленые, густо покрытые невысокой растительностью.
Долан и Стэси завязали разговор, состоящий из охотничьих и рыболовных историй.
Не доезжая несколько миль до Галл Коув, Долан свернул на запад, по калифорнийскому шоссе номер 1. Окружающие виды убаюкивали меня. Волнистые холмы были усеяны мохнатыми массивами темно-зеленых дубов. Небо было бледно-голубым, только с легчайшей дымкой облаков. Воздух пах разогретыми на солнце, сбрызнутыми лютиками, лугами, на которых кое-где пасся скот.
Время от времени дорога шла через беспорядочное нагромождение высоких скал. В одном таком месте тридцать два года назад громадный валун сорвался со склона, разбив ветровое стекло машины моих родителей. Я сидела сзади, играя со своей бумажной куклой и была недовольна, потому что погнула ее левую ногу. Я как раз собиралась захныкать, когда услышала испуганное восклицание родителей. Возможно валун был видим какое-то мгновение, подпрыгивающий на спуске, вместе с более мелкими камнями и землей. Времени среагировать не было. Валун разнес вдребезги стекло, раздробив голову и грудь моего отца, убив его на месте. Неуправляемая машина развернулась вправо и врезалась в скалу.
Удар швырнул меня вперед, заклинив между водительским и задним сиденьем. Запертая в клетке из помятого металла, я провела с моей мамой последние, долгие минуты ее жизни.
Долан резко свернул, чтобы не задавить белку. Я интинктивно вытянула руку, чтобы не упасть, и потом опять сосредоточилась на дороге, выключая свои эмоции с талантом вивисектора. Этот мой трюк, возможно, восходит к тем ранним годам.
Я прислушалась к разговору, который, как до меня в конце концов дошло, был обращен ко мне.
Долан спрашивал — Ты слушаешь?
— Конечно. Извините. Я, кажется, что-то пропустила.
— Я говорил, этот парень, Фрэнки Миракл, о котором мы говорили вчера. Его остановили возле Ломпока, потому что на машине не горела задняя фара. Когда полицейский взглянул на номер, выяснилось, что машина числится в угоне и разыскивается офисом шерифа Лос-Анджелеса. Галлоуэй зачитал Фрэнки его права и отправил в каталажку. Когда полицейский сел писать рапорт, он выяснил, что владелец машины является жертвой убийства. Он пошел обратно в тюрьму, сказал Фрэнки, что тот арестован за убийство и зачитал его права еще раз.