Жадный, плохой, злой
Шрифт:
– Тебя вылечат. Обязательно!
Я машинально щелкнул зажигалкой, чтобы убедиться в правоте своих слов, но Ириша сердито потребовала:
– Немедленно потуши! И не смотри на меня! Не хочу, чтобы ты запомнил меня… такой! Я превратилась в труп… просто никчемный обгорелый труп.
Так оно и было. Не знаю даже, что до сих пор поддерживало жизнь в этом обезображенном теле. Как оказалось – ненависть.
– Душман, – произнесла Ириша. – Это сделал он. Скажи моему отцу. Он эту сволочь из-под земли достанет!
– В этом нет никакой необходимости, – негромко сказал я. – В данном случае эксгумация
– Значит, ты его?..
Я кивнул и, увидев слабую улыбку, которая смотрелась диковато на искаженном страданием лице, спросил:
– Душман тебя пытал?
– Умнее вопроса ты не мог придумать? – Ириша хотела усмехнуться, но вместо этого закашлялась, и глаза ее при этом смотрели на меня осуждающе. – Еще как пытал! А перед этим вколол мне лошадиную дозу метедрина, ну, стимулятор такой сильнодействующий… Видишь, я до сих пор не могу потерять сознание. И умереть никак не могу. Обидно…
Жизнь действительно давалась Ирише с таким трудом, что на нее даже смотреть было больно, но я не мог не задать главного вопроса, ради которого явился сюда:
– Все дело в кассете?
– Да. – Она отвела взгляд. В ее мокрых глазах, обращенных к небу, отразились две крошечные звездочки.
– И где она теперь?
– Тебя, как и Душмана, тоже интересует только эта проклятая кассета, да, Игорь?
– Где она? – упрямо повторил я, хотя для этого мне пришлось с усилием проглотить ком, вставший поперек горла.
– А ты пойди загляни в духовку на кухне, может, что-то и наковыряешь… на память о своих приключениях.
– Черт!
Дождавшись моего негодующего восклицания, Ириша издала еле слышный смешок:
– Что, разочарован? А ты у меня лучше про файл спроси, сразу полегчает. – Она плотно сомкнула веки, как будто больше не желала меня видеть.
– Файл? – Мой вопрос ненадолго завис в ночном воздухе, а потом Иришины веки утвердительно дрогнули.
– Да, Игорь, файл. Я перекачала видеозапись в компьютер. Вынесла файл на свой адрес в Интернете. Он сейчас подвешен на стопоре, в режиме ожидания. Если в определенный срок режим не будет подтвержден, эта бомба взорвется в Интернете на весь мир… Бух! – Тихий шепот, которым это было произнесено, заставил меня вздрогнуть. Ириша поморщилась, а может быть, улыбнулась, когда добавила: – Самое смешное, что эта взрывная информация заложена в ноутбук, который отец повсюду таскает с собой. Он даже и знать не будет, что за сюрприз таится в его компьютере.
– Тех людей, которые погибли на Пушкинской, ожидал сюрприз пострашнее, – мрачно напомнил я.
– В том-то и дело… Знаешь, Игорь, я вдруг поняла, что невозможно жить с этим как ни в чем не бывало. Если по моей вине произойдет еще один взрыв, то… В общем, будет ужасно больно, все время больно – никакой метедрин не поможет… Я пыталась сначала поговорить с отцом, убедить его отказаться от задуманного, но разве его переделаешь?
– Думаю, нет, – невесело подтвердил я.
– Ты думаешь, а я точно знаю. Не бывает хищников-вегетарианцев… И задраны к небу семь волчьих морд, а в небе столько же лун… – Можно было заподозрить, что у накачанной наркотиком Ириши начинается бред, но, немного помолчав, она прозаически продолжила, не открывая глаз: – Двенадцатого сентября с отцом будет покончено. Подло
– Почему именно двенадцатого сентября? – спросил я.
– Потому что десятого ты встречаешься со своей семьей, Игорь. – Ириша облизала пересохшие губы. – Я хотела дать вам время скрыться.
– Спасибо тебе, конечно, за заботу, – сказал я глухо, – но Душман явился за кассетой ко мне. Это ты его надоумила?
– Я, – просто призналась Ириша. – И про то, где искать твою жену и дочь, я ему тоже сказала. Я предала тебя, Игорь… Но мне было страшно… А потом больно, так больно, что… – Мучительно застонав, она попросила: – Убей меня. Как убил Марка. – Не знаю, что сделал тебе он, а я свою смерть заслужила…
– Ты думаешь, что Марка убил я? – Мне пришлось сдержаться, чтобы не выкрикнуть это во весь голос.
– Той ночью я притворилась спящей. – Ириша открыла глаза и посмотрела на меня. – Я видела, как ты ушел, как вернулся и снова лег рядом. Утром Марка нашли мертвым.
– Его убил Душман! – Я чуть не встряхнул ее за плечи, чтобы быть хорошо услышанным и правильно понятым.
– Да? – слабо улыбнулась Ириша. – Знаешь, мне даже легче стало.
– Не понимаю! – Я помотал головой.
– Чего ты не понимаешь?
– Зачем ты выгораживала меня, если считала меня убийцей твоего брата?
– А мне было все равно… Почти все равно, – поправилась Ириша, опять устремив глаза к небу. – Я ведь сгорала от любви к тебе, Игорь… И вот… сгорела дотла… – Мне показалось, что она вот-вот расплачется, но девушка, которой так долго удавалось преодолевать боль и смерть, справилась также и с просящимися наружу слезами. – Извини, – попросила она, прикрыв глаза ресницами. – Надо было позволить тебе уйти еще тогда, во время грозы… помнишь? А я не сумела… Не сумела тебя отпустить, и все тут… Как глупо…
Потом она еще что-то добавила, но настолько тихо, что мне пришлось поднести ухо к ее губам.
– Что ты сказала? Повтори.
– Убей меня. Так, чтобы я ничего не почувствовала. Я знаю, ты умеешь. Я… мне не хочется жить… после всего этого…
Ириша застыла в ожидании, даже веки ее перестали трепетать.
Я смотрел на нее, а в моей голове звучал механический голос вокзального репродуктора: «Внимание! На станцию Львовская, прибыл поезд сообщением Курганск – Москва. Номера вагонов начинаются с головы состава». Громкоговоритель повторяет сообщение, поезд тянется вдоль перрона, к девятому вагону спешат наперегонки Вера и Светочка, их лица светятся надеждой. Они бегут и вглядываются в проплывающие мимо окна, а за ними наблюдают неприметные дядечки, что-то бормоча в маленькие микрофончики, укрепленные на лацканах пиджаков.
Я помотал головой, отгоняя видение. Такое может случиться, только если Ириша выживет, если ей опять станет невыносимо больно и страшно.
Мой палец нашел сонную артерию на ее шее и застыл там, не в силах хотя бы чуточку усилить нажим. Я перестал ощущать острые камешки под своими коленями, забыл про раненое плечо. Лишь биение чужого пульса имело значение, и он продолжал жить, он ритмично вздрагивал, и это продолжалось до тех пор, пока я не увидел, что небо над моей головой посветлело настолько, что от минувшей ночи остались лишь смутные, как надвигающийся рассвет, воспоминания.