Жанна Д'Арк, Орлеанская Дева
Шрифт:
Англичане поместили Жанну в замок Буврей в Руане. Туда же сразу приехал герцог Бедфордский с супругой Анной Бургундской. Местом заключения Девственницы и стал этот Королевский покой. У нее была там комната с постелью. Руанский гражданин Пьер Кюскель заявлял: «Я никогда не видал, чтобы ее вели в тюрьму, но два-три раза я видел ее в одном из помещений замка в Руане. Около задней двери».
СТРАННОСТИ ПРОЦЕССА ПО ОБВИНЕНИЮ.
Уже то, что Жанну поместили в один из руанских замков, было нарушением правил: поскольку обвиняемая должна была предстать перед инквизиционным трибуналом, ее надлежало содержать в женском отделении церковной тюрьмы. Тем не менее, для нее сделали столь необычное исключение.
Граф Линьи-Люксембург, графы Уорик и Стауффорт, канцлер Англии предложили Жанне освобождение в обмен на выкуп и «при условии, что она никогда больше не возьмет в руки оружия
Организация процесса была поручена с одной стороны преданному в это время англичанам Парижскому университету, с другой стороны — епископу Бовэ Пьеру Кошону де Соммьевр. В работах некоторых российских ученых, посвященных данной теме, Пьер Кошон называется бессовестным клевретом герцога Бедфордского, присудившим Жанну к сожжению. Но так ли это? Попробуем разобраться.
В свое время Пьер Кошон являлся секретарем и дипломатическим агентом королевы Изабеллы Баварской (отец Пьера был обязан королеве дворянским званием). И, скорее всего, выбор на него пал не случайно. Недаром же он продемонстрировал ожесточенное нежелание в ответ на требование парижских инквизиторов немедленно выдать им Девственницу, чтобы как можно скорее отправить ее на костер. Инквизиторы вместо Жанны получили неприлично затянувшийся по времени процесс. Пьера Кошона отличало предупредительное внимание к Девственнице. Что явствует из материалов процесса в Руане.
Англичанам важно было полностью использовать политические выгоды, которые им сулило взятие в плен Жанны. Герцог Бедфордский в Париже (ноябрь 1430 года) провозгласил своего племянника Генриха VI королем Франции. Но ведь в Реймсе уже короновали Карла VII? Жест Бедфорда выглядел в тот момент и неприлично, и незаконно. Так процесс и осуждение Жанны должны были доказать, что Карл VII был возведен на престол еретичкой и ведьмой, действовавшей по наущению Сатаны.
Тем не менее, Пьер Кошон так вел процесс, что многие обвинения выглядели несостоятельно. Формулировка обвинения в связи с дьяволом и ведении распутной жизни была отменена еще до начала процесса. В присутствии герцога Бедфордского Жанна подверглась тщательному медицинскому осмотру. Результаты осмотра Пьер Кошон ни замалчивать, ни подтасовывать не стал. И от этого обвинения пришлось отказаться.
Суд открыл заседания в декабре 1430 года. По правилам того времени Жанне, как представшей перед инквизиционным судом, запрещалось иметь адвоката. Но было разрешено защищаться самой, что удивительно. Ей инкриминировали 12 статей, сформулированных уже в ходе процесса. И занимался этим Парижский университет. А не Пьер Кошон. В упомянутые статьи входили: притязания на беседы со святыми; ношение на груди корня мандрагоры; фальшивые пророчества; еретическое убеждение, что Жанна должна подчиняться только богу, но не церкви; ношение мужской одежды; ношение герба Франции и так далее — вплоть до неповиновения воле родителей.
Процесс длился несколько месяцев. Кошон столь хитроумно проводил допросы, что многие обвинения рассыпались на глазах. Как, например, ношение на груди корня мандрагоры. Ведь в момент пленения наемники раздели Жанну до нага и никакого корня мандрагоры при ней найдено не было.
К сожалению, сама Жанна иной раз путалась и давала противоречивые ответы. При показаниях о мандрагоре, находившейся недалеко от ее деревни, она сначала признала, что мандрагора росла поблизости от Домреми, но сама она ее никогда не видела. А в дальнейшем очень точно указывала местонахождение этого растения. Сначала заявила, что не знает, для чего служит мандрагора. Затем уточнила, что хранить это растение очень опасно, так как нехорошо, что мандрагора приносит своему владельцу колдовскими чарами любовь, деньги и могущество. Конечно, она не могла не знать о мандрагоре, росшей у «Дерева Дам», где любила прогуливаться, не могла не знать о свойствах, приписываемых мандрагоре народом. Мандрагоры у Жанны, конечно, не было. Но после таких ее ответов доказать это было трудно.
Пьер Кошон старался не очень заостряться на таких противоречиях. Но были у Жанны кое-какие поступки и слова, на которые епископ Бовэ при всем своем желании не мог посмотреть сквозь пальцы. Не позволили бы. К примеру, Жанна соглашалась прочесть вслух в зале суда молитву «Отче наш» только в том случае, если Пьер Кошон сам примет у нее исповедь, чего епископ Бовэ и не мог, и не хотел. Ведь по церковным правилам после принятия исповеди у Жанны он уже не смог бы председательствовать на процессе. Возможно, голоса «святых» посоветовали Жанне вести себя так. Они опять появились и внушали Девственнице, что она должна быть стойкой, не уступать и тогда спасется, непременно получит свободу. Возможно, Жанна не догадывалась даже об истинной роли Пьера Кошона. И все же по поводу отказа Жанны прочитать «Отче наш» недоумевали не только ее противники, но и сторонники тоже. Надо сказать, недоумевают до сих пор. По средневековым поверьям ведьма могла читать
В принципе, кроме Парижского университета и его сторонников, никому не нужна была смерть Девственницы, но и на свободе Жанна всем мешала.
Поведение Жанны точно вписывалось в заранее определенные для этого рамки, если предположить, что «некто мудрейший в отличие от прочих» продолжал направлять ход событий. Обвинения, по которым ее могли осудить на длительное заключение, потихонечку подтверждались. Взять хотя бы историю с подписями Жанны. На процессе выяснилось, что у нашей героини было два рода подписи. Когда она подписывалась крестом, это означало лживость ее слов, необходимость исправления их смысла. Напротив, подписываясь кольцом, то есть кружком, она давала понять, что сказанное ею надлежит истолковывать буквально. Значит, крест был для нее символом лжи, а кольцо (оно, как правило, защищало того, кто предавался магии) было средством выражения истины. Возможно, Жанна вкладывала иной смысл в эти значки, но на процессе она не вдавалась в разъяснения по данному вопросу. И судьи сочли это отягчающим обстоятельством, подтверждающим колдовскую сущность Девственницы.
Процесс потихоньку двигался к своему завершению. Но материалов для вынесения сурового приговора было маловато. Суд попытался воздействовать на пленницу иными средствами. Ее проводили в специальную камеру, где все было готово к применению пыток. Угрожали сожжением и адскими муками. Использовать камеру на самом деле никто не собирался. Если бы собирались, то давно бы уже применили. Ведь инквизиция при обвинении кого-либо в колдовстве любой допрос сопровождала пытками. Так было положено, такие существовали правила. Считалось, что только под пытками человек говорит правду. К моменту вынесения приговора любой подследственный являл собой истерзанный, искалеченный полутруп. К Жанне же никаких пыток применять и не думали. Удивительно, не правда ли? Совершенно не согласуется с практикой инквизиции. А камера … Что камера? Так, попугали девушку немного и все. Мотивировали же отказ от применения пыток тем, что она осталась «полностью безразлична ко всем этим приготовлениям». Хотелось бы знать, есть ли еще в истории инквизиционных судов случаи, когда безразличие подсудимого к ожидающим его пыткам заставило бы судей эти пытки отменить? К тому же, Жанну могли заранее предупредить доброжелатели, что никакие пытки применены не будут, вот она и не беспокоилась или делала вид, что спокойна. Если этих рассуждений недостаточно, то можно вспомнить, что во время процесса Жанна неожиданно заболела и ее тюремщики, страшно перепугавшись, изо всех сил лечили свою пленницу. Еще бы. Ведь сам Генрих VI заявил к тому времени, что любит Жанну.
Вот только одна беда. Девственница неожиданно для всех дрогнула. Видимо, камера пыток и угрозы адских мук произвели все-таки нужное впечатление. Никто не ожидал подобного. Жанна начала вдруг менять свои показания. «Святые» Екатерина. Маргарита и архангел Михаил, бывшие до того в ее рассказах нормальных человеческих размеров, теперь превратились в крошечных и бесчисленных (так в те времена представляли себе бесов). Потом последовало признание в гордыне и отречение от нее. Затем — церемония отречения от своих верований и деяний, от мужской одежды и оружия на кладбище Сент-Уэн. Не это было нужно окружающим. Английской стороне требовалось тайно спасти Жанну и при этом сохранить ее образ как колдуньи. Карл VII желал и жизнь Девственнице спасти, и ореол «святой». Шли переговоры о выкупе. Рассматривались и другие варианты. Генрих VI готов был за деньги уступить Жанну в жены рыцарю Эмону де Маси, искренне влюбленному в нее. И лишь Парижский университет жаждал крови, оголтело требовал сжечь «еретичку». Последовавшие за тем события показывают, что люди, представлявшие вышеупомянутое заведение, готовы были идти до конца. Их не устраивало отречение Жанны, их устроило бы только аутодафе. Был нарушен строжайший приказ Анны Бургундской не прикасаться к Жанне, как к женщине. Объяснили это потом тем, что в платье, которое теперь носила Жанна вместо так любимой ею мужской одежды (и сшитое для нее Анной Бургундской), Девственница выглядела слишком соблазнительно. Наемники, охранявшие ее, попытались овладеть ею силой, хотя, по известным причинам, и не смогли. Сие безобразие продолжалось три ночи и три дня. Нашу героиню «отделали» так, что все «лицо у нее было истерзанное и покалеченное». А тут еще подставные лица предложили ей бежать. Жанна не выдержала: облачилась в мужскую одежду, которую перед судьями обязалась не носить более, и сделала попытку к бегству. Ее поймали. Враги в тайне потирали руки. Теперь ей не отвертеться. На процессе сразу было заявлено, что отречение Жанны на кладбище Сент-Уэн оказалось показным. Жанну объявили вероотступницей. Теперь и речи не могло быть о выкупе. Только тайное освобождение. Но какое?