Жанна д'Арк из рода Валуа
Шрифт:
– Нет, не могу, – ответила Жанна.
– Жаль, – огорчился крестьянин. Потом закатал рукав и, демонстрируя язву на сгибе локтя, доверительно сообщил: – А то у меня вон какая страсть. Уж и не знаю, как извести.
– Молиться тебе надо… Иди в аббатство Сен-Мишель, отслушай мессу… Да попроси настоятеля, чтобы показал тебе источник, из которого они берут воду. Промой в нем свою руку, это должно помочь, – уверенно сказала Жанна.
Крестьянин благоговейно уставился на девушку.
– Вот спасибо тебе, родная! Коли поможет, всю
– А если не поможет? – тихо спросила Клод – Не будешь молиться? Или скажешь, что она самозванка?
– Зачем же сразу самозванка? – смутился крестьянин. – Просто без руки я в хозяйстве совсем непригоден, а лечить никто не берётся. Вот и подумал – ежели нашему дофину только чудо поможет, так и мне отчего же счастья не попытать?
Он с вызовом посмотрел на Клод, но от её ответного взгляда смутился, почему-то, ещё больше и замолчал.
А она, когда никто не мог видеть и слышать, придвинулась к Жанне, взяла её за руку и огорчённо прошептала:
– Бедная ты, бедная! Как же много начнут теперь от тебя требовать. Может, и Бог так же несчастен, потому что и от него все всё требуют, а по-настоящему любят не все. И, любят-то как раз те, кто не требует ничего.
Жанна вздохнула, не находя ответа, а Клод обеспокоенно спросила:
– Ты уверена, что источник этому человеку поможет? Откуда ты про него знаешь?
– Мне Рене рассказал. Помнишь, я говорила – тот, кто меня всему учил… В этом источнике все раны заживают, он сам проверял.
– Хорошо…
Больше до самого конца пути никто к Жанне ни с какими просьбами и расспросами не приставал. То ли крестьянин тот предупредил, чтобы не ляпнули лишнего, как он, то ли сами по себе робели и тихо переговаривались на её счет, бросая робкие взгляды. Но незадолго до развилки, все же не утерпели, подошли и смиренно попросили благословения.
Не умевшая ничего такого Жанна обратилась за помощью к отцу Мигелю, а Клод и господин Лассар, чтобы не мешать, отошли в сторонку.
– Ну, и что теперь? Снова пойдете в Вокулёр? – спросил Лассар, наблюдая за тем, как церемонно, один за одним, крестьяне подходили к Жанне, которая для каждого произносила слова благословения, повторяя их за отцом Мигелем,
– Пойдём, – твердо сказала Клод.
То, что происходило на её глазах, выглядело почти величественно, из-за пронизывающей всю сцену предельной искренности и веры.
– Теперь мы не можем не пойти. И не уйдём, пока не убедим господина де Бодрикура.
– Значит, надо искать дом в Вокулёре.., – вздохнул господин Лассар.
Он собирался поговорить об этом с Мигелем, когда тот закончит, но монах сам подошёл с лицом каким-то странным и, дождавшись, когда его спутники распрощаются с крестьянами, быстро проговорил, не глядя им в глаза:
– Ну, вот… Теперь, когда до поместья д'Иль осталось рукой подать и всё позади, я могу оставить вас со спокойной душой.
– Ты уходишь?! – испугалась Клод.
– Пора
– Не надо! Не уходи! После Рождества мы снова пойдём к господину де Бодрикуру, и в этот раз всё получится.
– Нет… Когда ещё такая оказия представится… Пойду.
Отец Мигель печально улыбнулся девушкам, перекрестил их и поклонился господину Лассару. Потом поспешил за удаляющимся обозом, удивляя самого себя тем раздражением, которое вызывали в нём воспоминания о лежащем в сумке письме от герцогини Анжуйской с предписанием немедленно отправляться в Нанси, к герцогу Карлу, куда, совсем недавно, приехал её сын Рене.
Франция. Орлеан
В самом начале октября взбешённый невнятной полуудачей на границе Шампани и Лотарингии герцог Бэдфордский двинул армию на Орлеан.
Вёл её Томас Монтаскьют, до сих пор не утоливший свою жажду мести. К поражению под Боже добавилась неудача под Монтаржи, когда Жан Бастард вместе с Ла Иром в сентябре двадцать седьмого года ловко и быстро отбил его отряды от стен города, так и не позволив заключить Монтаржи в кольцо осады. Теперь четвертому графу Солсбери предоставлялась возможность взять реванш. И он шёл на Орлеан обстоятельно, зло, учитывая все прошлые ошибки.
Ещё в июле двадцать восьмого года Монтаскьют постарался захватить район Бос-Анжервиль, чтобы полностью блокировать северные подходы к городу. Так что к октябрю уже пали Тури, Жанвиль, Пате и Артэне, и оставалось только захватить Оливэ, чтобы ни у кого больше не возникало сомнений – граф Солсбери нацелился на Орлеан.
К Оливэ он отправил Джона Поула, которого французы прозвали Пуль, то есть, Курица. И несчастный Оливэ, больше похожий на деревню, сполна расплатился за обидное прозвище.
– Курица склевала последнее зерно! – доложил Поул Монтаскьюту.
И граф, косо усмехнувшись, велел приготовить всё для строительства бастид.
Орлеан, имеющий несчастье быть стратегически важным, представлял собой, скорее город-мост через Луару, соединявший северную Францию с южной. Через остров Сен-Антуан – а островов в этой части реки было множество – в город вёл девятнадцатипролётный настоящий мост, на южном конце которого были возведены две башни укрепления Ле-Турель. Достаточно было захватить эти укрепления и доступ к мосту блокировался для тех, кто хотел войти в город с левого берега реки. Но для владеющих Ле-Турелем открывалась прямая дорога к укреплённым воротам на острове Сен-Антуан, где рядом стояла также церковь и небольшой монастырь августинцев…