Жанна д'Арк из рода Валуа
Шрифт:
Он и на это совещание согласился, чтобы конфликт выглядел ярче. И позволил обеим враждующим сторонам пригласить своих сторонников, чтобы более чётко определились границы «за» и «против». И даже «Соломоново решение» приготовил…
Тут спасибо Алансону – это он подсказал отличный розыгрыш с переодеванием. Вроде бы и развлечение, но, в то же время, и проверка. Шарль хохотал, как безумный, когда герцог изложил свой план, и даже предложил подучить, как-нибудь, эту девицу «найти» его в толпе, чтобы утереть всем нос. Но сам же от этой идеи и отказался.
– Сначала
Да, он не матушка. Он не стал «делать лицо», как она, когда явилась на это совещание. Молча слушал де Сегена и терпеливо ждал, когда конфликт разгорится во всей красе, чтобы одним махом уравновесить обе стороны.
Но известие о посольстве, отправленном к Филиппу Бургундскому из Орлеана стало новостью, более чем неприятной!
Шарль готов был терпеть Ла Тремуя за его угодливое ВЫЖИДАНИЕ королевской милости, без которой тот не смеет ни шагу ступить. Но действовать за его спиной – а в том, что рука преданного советника к посольству приложена дофин нисколько не сомневался – это уже из разряда действий по другим правилам! Да и матушка своими разоблачениями добилась совсем не того эффекта, которого желала. Она ведь не сию минуту узнала о посольстве, но предпочитала молчать и дожидаться удобного момента ради собственной победы, но никак не ради его, Шарля, интересов!
«Я разберусь», – процедил он сквозь зубы, зло ощущая, что матушка снова загоняет его в привычное стойло неуверенности перед всеми этими рыцарями, большинство из которых Ла Тремуя, и без того не жаловало. «Разберусь… позже…». – добавил он, надеясь вернуть себе преимущество. Но она заговорила снова, заговорила, обращаясь прямо к нему тем победным тоном, который он так хорошо знал, и давила, добивала своего противника тем, к чему рыцари, сидящие за столом, особенно чутки – «единственная верная вам крепость…, преданно служащий комендант…». Да, да, чёрт побери! Всё это он и сам понимает! Но зачем она снова ведет себя с ним, как с ребёнком, которого следует учить и учить?! Проклятье! Теперь согласие принять эту девицу будет выглядеть, как уступка ей!
И, хотя на Ла Тремуя он был страшно зол, Шарль всё же выдавил из себя:
– Господин де Ла Тремуй тоже служит мне преданно…
Исключительно ради того, чтобы не дать матушке чувствовать себя победительницей.
Лицо мадам Иоланды потемнело.
– Не стану спорить, сир, – произнесла она ледяным тоном. – Но, раз уж вы преданность господина де Ла Тремуя ставите выше любой другой, не могу не спросить, готовы ли ваше величество так же уверенно ответствовать
Кадык дофина нервно дернулся.
– Я готов ответить, мадам, потому что волю Господа нашего ставлю превыше любой другой.
Он помолчал и, с нажимом добавил:
– Любой другой… Поэтому вопрос о том, принимать, или не принимать эту девицу, перед нами больше не стоит – я решил, что приму её. Однако, проверить, та ли она, за кого себя выдаёт, следует так же тщательно, как вы сами, матушка, проверяли причастность моего советника к орлеанскому посольству. С той лишь разницей, что сделать это следует открыто, при всём дворе.
Шарль с удовлетворением, отметил, как красные пятна на лице герцогини словно растворяются в мертвенной бледности, и списал эту бледность на то, что герцогиня, наконец, поняла – он уже не прежний доверчивый мальчик, которого нужно воспитывать и воспитывать. Он вполне в состоянии РАЗОБРАТЬСЯ. И разобраться во всём, даже в её далеко идущих планах.
– Вы же не станете возражать против легкого розыгрыша, мадам?
– Если он не унизит ни Господа нашего, ни помазанника Его, то не буду.
– Не унизит.
Шарль поднялся.
– Желание короля не быть обманутым не унизительно. Куда хуже беспечная доверчивость, не так ли?
Он обвёл взглядом присутствующих и, чувствуя, как возвращается к нему прежняя уверенность, возвестил:
– Для начала отправьте к этой девице каких-нибудь сведущих богословов, и, если они сочтут возможным, пригласите её во дворец. Моему двору необходимо развлечение – это на тот случай, если она, всё-таки, окажется шарлатанкой. Но ещё больше все мы нуждаемся в надежде и вере. И я благословлю день, в который она явится, если девушка эта принесёт нам и то, и другое.
Мадам Иоланда поклонилась без улыбки, а Ла Тремуй забормотал что-то о мудрости, но Шарль уже не слушал и не смотрел. Ещё раз проскользив взглядом вокруг стола и, словно пригнув этим взглядом головы присутствующих, он заложил руки за спину и пошёл из зала, уговаривая себя, что победил.
Постоялый двор в Шиноне
Явившийся в Шинон из Тура причетник монастыря августинцев преподобный Жан Паскерель всю жизнь истово верил в Бога.
Причём, вера его была столь неколебима, что даже в страшном пятнадцатом году, оплакивая со своей сестрой её мужа, погибшего на Азенкурском поле и услышав от неё, что Господь, наверное, отвернулся от них насовсем, господин Паскерель забыл о всяком сочувствии и накричал на сестру. «Замысел Господень человечьим умом не охватить! Нет жизни без испытаний, но каждому отчаянию положена надежда, за которую потом и воздаётся справедливостью! Раз выпали тебе испытания, терпи и надейся! И жди… Господь ко всем милостив…».