Жанна де Ламот
Шрифт:
— Вам нужен рубль? — протянула Анна Петровна, — Пожалуйста, месье Орест, — и поспешно добавила: — Если я могу вам служить…
— Тогда уж позвольте два! — осмелев, произнес Орест, и поспешил добавить: — С полтиной!..
— Пожалуйста, миленький! — заторопилась Анна Петровна и стала звонить в стоявший у нее под рукой маленький серебряный колокольчик.
Прибежавшие две горничные должны были отыскать именно тот мешочек или ридикюль, где у нее был положен кошелек. Но ни в одном из них кошелек не нашелся, а нашли его в спальне Анны Петровны, на туалете за зеркалом.
«Вот они женщины! —
Он главным образом всегда презирал женщин за то, что они не пьют водку, а те, что пили, делали это так противно, что уж лучше бы и не пили!
Анна Петровна вручила Оресту два полтинника, он поблагодарил ее и так ловко спрятал деньги, точно показал искусный фокус.
— А насчет Саши я подумаю, — сказал он, — и будьте совершенно спокойны, я не допущу, чтобы он разорился… Поверьте мне, что пока я при нем, с ним ничего не случится!
— Я знаю, месье Орест, что вы любите Сашу!.. Но вот только что я хотела сказать вам… простите, что я буду с вами полностью откровенна! Я слыхала, что вы часто бываете нездоровы, а это очень вредно, миленький, для здоровья!
Орест встал, поклонился, щелкнув каблуками, как будто у него на них были шпоры.
— Это я для вашего сына жертвую собой! — сказал он.
— Как же так, миленький? — спросила изумленная Анна Петровна.
— А чтобы он увидел, как это дурно и никогда не делал того же самого! Простите, что побеспокоил!
Орест шаркнул еще раз и исчез, а Анна Петровна, не задумываясь, решила, что, право, месье Орест вовсе не такой уж дурной человек.
Глава XXXII
Все, что нужно было Жанне
Жанна шла по саду, опустив голову и глубоко задумавшись. Ее не оставляла навязчивая мысль, не давала ей ни днем ни ночью покоя.
Этот человек, который являлся то Белым, то дуком дель Асидо, то, наконец, как он сам признался в этом на заседании, аббатом, на самом деле, очевидно, был ни тот, ни другой, ни третий. Это была такая таинственная, притягивающая к себе личность, которая была способна властвовать над другими и управлять ими.
Жанна на своем веку повидала многих людей и знала их, но никто из них не мог сравниться с этим человеком, кроме разве одного, которого Жанна видела часто и который был впутан даже в ее дело с ожерельем, а именно — графа Калиостро. (Граф Калиостро, истинное имя которого было Иосиф Бальзамо, родился в 1743 году, был величайшим мошенником своего века. Своими мистическими фокусами и чародейством он стяжал себе огромную известность, и многие его современники были склонны верить, что Калиостро обладает философским камнем и бальзамом вечной жизни. Обладая большим умом, он умело поддерживал легковерие окружавших его и, благодаря своим связям с масонами, пользовался большим авторитетом. Он был замешан и в историю с ожерельем королевы и, вынужденный бежать из Франции, скитался по всей Европе, побывав, между прочим, и в России)… Только последний мог бы сравниться с дуком в знании людей и в той силе воли, которая умеет подчинить их себе. Единственный человек, который всегда и во всем брал верх над Жанной, был граф Калиостро; со всеми другими она
Жанна знала, что ей надо было делать. Теперь она была настолько стара годами и опытом жизни, что могла бы, кажется, потягаться с самим графом Калиостро!
Она знала, что нужно только найти, в чем состоит слабость человека, чтобы управлять им. А у каждого человека есть какая-нибудь слабость, нужно только суметь открыть ее.
Несомненно, что и дук дель Асидо уязвим в чем-нибудь, и чтобы подчинить его себе, надо только выждать, приглядеться и действовать с осторожностью. А для того, чтобы подчинить себе такого человека, стоит поработать!
Жанна, давно уже привыкшая ступать так, что ее не было слышно, поднялась из сада на балкон и вдруг остановилась здесь, прислушиваясь.
Из растворенных окон гостиной, выходивших на балкон, доносились голоса, которые Жанна сразу же узнала.
Разговаривала княгиня Мария с Сашей Николаичем. Говорили они по-русски.
Жанна настолько знала этот язык, чтобы понять их разговор, довольно, впрочем, односложный и краткий, но выразительный. Да и не столько слова надо было понять Жанне в этом разговоре, сколько то выражение, с каким их произносили.
— Итак, вы решили? — спросила княгиня.
— Да! — ответил тот.
— Решили отдать двести тысяч?
— Да!
— Но разве вы так богаты, что можете располагать такими суммами?
— Это все, что я имею…
— Так вы отдаете все, что у вас есть?
— Нет, не все.
— Что же остается?
— Моя честь…
— Но деньги, состояние?
— Ради того, что я считаю своим долгом, я рад отдать не только все свое состояние, но и самое жизнь… Я готов умереть…
— Знаете, мне кажется, умереть легче, чем, раз испытав, что значит после нищеты получить богатство, снова расстаться с этим богатством. Я бы ни за что не решилась на это и, простите меня, мне трудно поверить…
— Вы не верите мне?
— Нет, я не это хочу сказать…
— Нет, скажите прямо, вы не верите мне?
— Вот видите, из всех людей, которых я встречала до сих пор, или, вернее, которых я знала, — и при этом я не исключаю и себя самой, — ни один из них не сделал бы этого…
— Но, как видите, я делаю! — заметил он.
— И я, признаюсь вам откровенно, удивляюсь вам и не могу назвать вас…
— Может быть, умным?
— Нет, я могу назвать вас рыцарем!.. В вашем поступке, если вы решитесь на него, есть что-то возвышенное, отделяющее вас от других людей, и я рада, что могу засвидетельствовать это!..
— А я рад, нет, самым настоящим образом счастлив тем, что могу видеть вас и говорить с вами!..
— Уж будто это так?!..
— О да!.. Клянусь вам!..
«Ну, тут, — подумала Жанна, — пойдет весь тот вздор, который повторяют все люди, когда бывают влюблены, воображая, что они выдумывают что-то новое и говорят вещи, которые никто до них не говорил, хотя они в любой комедии могут услышать все это, когда им угодно!»
И она была права.
Действительно, она услышала весь этот вздор и весь он был произнесен Сашей Николаичем восторженно и страстно.