Жанна де Ламот
Шрифт:
Дук остался сидеть в своем кресле, как бы в некотором недоумении.
Еще никогда Мария не говорила с ним так, и никогда еще ее речь так не раздражала его, как сегодня… Правда, сегодня он был особенно дурно настроен, благодаря несносным денежным обстоятельствам. Он не мог найти должное душевное равновесие и был недоволен собой и главным образом своею, нравственною слабостью, явившейся в его душе как бы последствием слабости физической.
Он услышал стук удаляющегося экипажа, прошел в гостиную, выглянул в окно, выходившее на Фонтанку, и посмотрел вслед удаляющейся коляске, в которой сидели княгиня Мария с Жанной и, весело и беззаботно смеясь, говорили что-то… Ей, значит, было безразлично, в каком состоянии находится он. И это удивило и обидело дука.
«Они поехали в Летний сад и будут там веселиться и смеяться, — решил он, — а я тут везде и всегда один!..»
Он, сам того не замечая, повторил мысленно слова, сказанные ему Жанной.
Но он не хотел оставаться один, он желал, чтобы и ему было так же весело и, спросив себе шляпу и трость, тоже направился в Летний сад.
Саша Николаич был у статуи Венеры ровно в два часа и, вместо того чтобы стоять тут с равнодушным видом, как будто бы он стоит там для собственного удовольствия, он оглядывался по сторонам, беспрестанно справлялся с часами и вел себя так, что всякому, на него взглянувшему, было ясно, что Саша Николаич стоит здесь неспроста, он, несомненно, ждет кого-то.
Бывший тут же случайно рыжий Люсли в синих очках завидел его еще издали и стал наблюдать. И каково же было его удивление, когда он увидел, что на дорожке сада через некоторое время появилась княгиня дель Асидо, жена дука, в сопровождении невестки.
Саша Николаич сорвался со своего места и направился к ним. Он был настолько неопытен в такого рода делах, что делал это так явно, что у Люсли не было уже сомнения, кого он тут ждал…
Жанна, завидев Люсли, отделилась от княгини Марии, к которой подошел Николаев и, сделав несколько шагов в сторону, подозвала к себе Люсли и быстро спросила его:
— Могу я рассчитывать на вашу помощь, если мне понадобится?
— Помощь в чем?
— Вы знаете ведь, что мне поручено дело о драгоценностях Кончини?.. Я работаю для общества…
— В деле общества я всегда готов помогать вам! — сказал Люсли.
Жанна продолжала разговаривать с ним, видимо, желая дать время княгине Марии для разговора наедине с Николаевым.
Княгине же Марии нужно было сказать несколько слов Николаеву без свидетелей и она была рада, что случай, как она думала, дал ей возможность сделать это.
Как только Николаев подошел к ней, и Жанна оставила ее, княгиня Мария обернулась к нему и быстро проговорила:
— Денег по этой расписке не выдавайте моему мужу до тех пор, пока я сама не скажу вам сделать это… Вы ведь сумеете протянуть отдачу?..
— Не знаю!.. Я не думал и не справлялся об этом.
— Тогда справьтесь и узнайте!
— Но зачем вам это?
— Это не ваше дело! Мне так нужно!
— Нужно? Вам?..
— Да. Сделайте все возможное, чтобы оттянуть отдачу денег… Я так хочу!
Николаев подумал с минуту и не без сомнения произнес:
— Я сделаю, княгиня, так, как вы говорите, но только при одном условии!
— Я желаю, чтобы мне повиновались без всяких условий, — возразила Мария.
— Хорошо, но это условие, это будет просьба… Я прошу вас дать мне ваше слово в том, что вы это делаете не из снисхождения ко мне, словом, не от того, что вам жаль меня?..
— О нет, не беспокойтесь! — рассмеялась Мария. — Нет, я это делаю не столько ради вас, сколько ради себя… Если бы вы знали все обстоятельства, то вот эти мои слова, должны были бы страшно обрадовать вас!
Пока между княгиней и Сашей Николаичем шел этот разговор, дук Иосиф большими шагами направлялся в Летний сад. По мере того как он продвигался вперед, общая атмосфера недовольства, создавшаяся вокруг него после разговора с женой, как будто стала проникать ему в душу и поднимала издавна таившуюся в этой душе муть. Жанна точно толкнула его, и он покатился от этого толчка по наклонной плоскости, направленный, как шпорами, некоторыми словами ее, и не в силах был удержаться. Он ясно вспомнил теперь, что действительно его жена знала этого Николаева до своего замужества, и, кто знает, какие чувства таятся, сплетаются и живут в сердце женщины с другими такими же или даже, может быть, противоположными чувствами.
Дук как-то совсем упустил из виду это давнишнее знакомство их, когда поручал княгине Марии, чтобы она «обвела» этого Николаева, скрутив с ним дело как можно быстрее. Ему надо было торопиться, потому что деньги у него были на исходе и он был так уверен в своей жене, что ему тогда показалось бы смешным всякое предположение о ревности.
Но теперь, теперь обстоятельства как будто менялись. Эта полная небрежность к нему (ему уже казалось, что в отношении жены к нему полная небрежность), этот Летний сад…
Но если только он, придя в Летний сад, застанет там княгиню Марию с Николаевым, тогда… что тогда, дук Иосиф и сам не знал и потому не ответил себе на этот вопрос.
В Летнем саду он издали увидел направлявшегося к нему и, видимо, заметившего его Люсли.
Последний был очень серьезен, шел, размахивая руками, со строго сдвинутыми бровями.
— Дук! — сказал он, сильно встревоженный и взволнованный, даже раздосадованный. — Я сейчас видел отвратительную сцену, которая может помешать нашей репутации.
«Так и есть!» — мысленно произнес дук Иосиф, предчувствуя и как бы заранее зная, что ему сейчас скажет Люсли.
— Этот Николаев, — продолжал Люсли, — не только позволяет себе слишком многое, но ведет себя совсем неосмотрительно… Я видел сам, как он, стоя у статуи Венеры, поглядывал на часы и озирался вокруг, словно ждал кого-то, и, затем, увидев вашу супругу, так кинулся к ней, что это вышло неприлично, на манер скандала… По-моему, даже вовсе произошел скандал!..
— Он ждал ее, вы говорите?.. Они тут вместе? — тяжело дыша, переспросил дук и, не говоря ни слова больше, как будто боясь растратить в этих словах свою вспышку, направился к княгине Марии, схватил ее за руку, стиснул и, поклонившись Саше Николаичу, увел жену, резко сказав ей: — Извольте отправиться домой!