Жаркая осень в Акадии
Шрифт:
На следующее утро, когда я выходил из ворот у цитадели, я обернулся и увидел множество орудийных портов, но только в четырех из них просматривались жерла пушек.
30 ноября 1755 года.
Форт Монктон, ранее Кобекид
Лейтенант Джон Мак-Мертри, Нью-Гемпширская милиция
– Лейтенант, враги уже подошли вплотную к нашему форту! – брызжа слюной, орал подполковник Монктон. – А вы так и не закончили вверенной вам работы!
– Ваша честь, но ведь вы сами приказали завершить работы до сегодняшнего дня. А закончены они были уже позавчера, на два дня раньше срока. И мои акадцы, несмотря на все больший некомплект, начали работу над оставшимися зданиями и…
– Молчать, лейтенант! Ваши оправдания мне абсолютно не интересны. Немедленно выгнать оставшихся лягушатников, их баб и их сопляков на лед – кроме тех баб, которые работают в борделе, эти пусть пока остаются. А остальные нам больше не нужны!
– Но, ваша честь…
– Молчать, я сказал! Если вы и этого не будете способны сделать, как положено, то вас ждет трибунал и самое суровое наказание!
– Но, может, их следует попросту запереть в их сараях?
– А кормить их кто будет? И самое главное – чем? Если осада затянется, то еды не будет хватать уже вашим людям. Вы об этом подумали? Или вы такой же идиот, как и большинство колониалов?
– Разрешите исполнять ваш приказ, ваша честь?
– Разрешаю. И… пошел вон!
С собой я взял десяток наших ребят и четверых из массачусетского ополчения – тех немногих, кто не отличился особой жестокостью по отношению к несчастным акадцам. Как и я, они были ирландского происхождения и, наверное, слышали от своих родителей или дедов, как с их предками обращались англичане. Впрочем, ирландцы наверняка были и среди тех, кто сладострастно резал горло покалеченным, так что одного лишь происхождения порой бывает мало.
Я приказал привести всех – мужчин из бараков для рабочих, женщин и детей из бараков для заложников – и то, и другое было ранее сараями и сеновалами без всякого отопления, и они спали, прижавшись друг к другу, на гнилом сене. А с тех пор, как ударили морозы, мы каждое утро находили там окоченевшие трупы, которые выжившим было приказано хоронить. Из более чем тысячи заложников оставалось хорошо если четыреста с небольшим человек. Местом сбора для них я выбрал пляж, где стена подходит к морю, а с другой ее стороны футах в ста – река Кобекид [119] . Те, кто планировал эту стену, решили, что пологий левый берег реки будет служить своего рода рвом перед ней, не подумав, что, во-первых, они оставили эти самые сто футов для вражеского плацдарма, а, во-вторых, что, по рассказам акадцев, река Кобекид нередко разливается во время половодья и вполне может попросту снести эту стену.
119
В реальной истории переименованная позднее в Сэмон Ривер (Salmon River) – «лососевую реку».
Как бы то ни было, именно здесь, несмотря на приток воды по реке, и начал формироваться лед на заливе. Именно отсюда я был обязан, согласно приказу этого гнусного выродка Монктона, погнать этих несчастных на верную смерть.
Я заговорил по-английски, а Джон Даффи переводил. Джон довольно долго жил западнее Нью-Гемпшира, в Зеленых горах, бок о бок с французами, и неплохо знал их язык.
– Мы все знаем, что вас больше месяца морили голодом, холодом и непосильным трудом. Из-за того, как именно вас заставляли работать, многие из ваших мужчин погибли – и часто были забиты или зарезаны до смерти нашими солдатами. То же самое англичане делали и с моими предками-ирландцами. Именно поэтому я не буду выполнять последний приказ подполковника Монктона. А он гласит – выгнать вас всех на тонкий лед Кобекидского залива, чтобы вы все погибли в ледяной воде. Мужчины, женщины, дети… Стену ваши мужчины построили настолько хорошо, насколько это было возможно в таких нечеловеческих условиях. Надеюсь, что после того, как этот форт перейдет к законным владельцам этих земель – акадцам и микмакам, – она послужит вам, если Англия когда-либо вновь нападет на Акадию. Но один участок стены начал шататься сразу после того, как воды реки Кобекид пропитали здешнюю землю. Вот этот участок, – и я показал на кусок стены, рядом с которым мы стояли. – Теперь мы вместе – мои люди и вы – подтолкнем эту стену, и вы сможете уйти, а мы пойдем с вами. Перейти через реку мы не сможем без лодок – лед на ней пока еще очень тонок. Но она почти сразу повернет налево, и так мы уйдем от городка Кобекида. Уйдем – и будем искать своих.
Стена рухнула уже после третьего толчка, но первое, что мы увидели, было несколько десятков мужчин в странной пятнистой форме. Часть из них устанавливала пушки на той стороне реки. Другие уже переправились на этот берег и уходили чуть выше, чтобы не попасть под огонь собственной артиллерии. Увидев нас, выходящих с поднятыми руками, они подняли странного вида винтовки, а один сказал на хорошем английском, да ещё и с акцентом севера Нью-Йоркской колонии, насколько я мог судить:
– У кого есть оружие, бросайте его. Другие идите к нам – вас напоят и накормят. А я хотел бы поговорить с вашим главным.
Даффи перевел для акадцев, и те побрели к своим – да, эти люди для них были своими. А я подошел к говорящему, протянул ему свой пистолет и сказал:
– Лейтенант Мак-Мертри, ополчение Нью-Гемпшира.
– Лейтенант Фрейзер, Шотландский легион Акадской армии. Что тут у вас происходит?
Я вкратце рассказал ему о ситуации, на что он лишь кивнул:
– Ваших людей мы сейчас переправим на другой берег, их накормят, согреют, а также осмотрят медики. Теперь про вас. Я понял из вашего рассказа, что на этом участке нет артиллерии, да и солдат тоже мало.
– Именно так. И если солдат можно будет переправить на этот участок, то орудия никак.
– Ну что ж, тогда вы пойдете с нами. Увидев нас и наши пушки внутри стены, полагаю, что Монктон пошлет парламентеров. Попробуем уговорить его сдаться. Если нет, то это будет означать, что он потерял свой единственный шанс остаться в живых.
7 декабря 1755 года.
Луисбург, губернаторский дворец
Полковник Хасим Хасханов, позывной «Самум»
– Полковник Хасханов и мсье Андре Новикофф, мсье маркиз, – объявил пожилой дворецкий.
– Полковник Хасханов, добро пожаловать! Очень рад с вами познакомиться! Позвольте представиться, меня зовут Пьер де Риго, маркиз де Водрёй-Каваньял, и я – новоназначенный губернатор Новой Франции, которая на данный момент включает и Акадию.
– Полковник Хасим Хасханов, ваше превосходительство. А это мой друг и переводчик Андрей Новиков, сын нашего представителя в Квебеке.
– Очень приятно, господа. Проходите, присаживайтесь! Могу предложить коньяк, неплохое вино или кофе. А попозже я надеюсь, что вы разделите нашу с мсье губернатором Луисбурга и его супругой скромную трапезу.
На минуту Хас задумался. Пить он не планировал, но искушение попробовать хороший французский коньяк (а в том, что у губернатора он был хорошим, Хас не сомневался) победило. В конце концов, от одного бокала ничего не случится.
– Кофе, пожалуйста, ваше превосходительство, и, если можно, коньяка, – кивнул Хас. Андрей, судя по его беспомощному виду, не знал ни того, ни другого, и Хас добавил: – Для нас обоих.
Де Риго взглянул на дворецкого, который быстро, но с достоинством удалился. А Хас быстро осмотрел кабинет губернатора. Был он не в парадной части губернаторского дворца, а в левом крыле, и обставлен довольно-таки по-спартански. Письменный стол с чернильницей, стаканчиком с перьями и горсткой песка – Хаса удивило, что секретаря не было. Небольшой инкрустированный перламутром столик с четырьмя стульями, больше похожий на женский. Деревянный пол, обшитые деревом стены.