Жатва
Шрифт:
— Даже если я не соглашаюсь с мнением остальных членов команды?
— Эбби, в этом и заключается работа в команде. У всех нас есть своя точка зрения. Но решения мы принимаем сообща, а приняв, твердо их придерживаемся.
Марк снова потянулся к ней. На этот раз Эбби не выдернула руку, но и не ответила на его пожатие.
— Эбби, не капризничай. Другие ординаторы пошли бы на что угодно, представься им возможность попасть в бейсайдскую команду трансплантологов. Тебе же эту возможность преподнесли на тарелочке. Ты ведь
— Конечно. Очень хочу. Я даже не знала, как сильно этого хочу, пока Арчер не завел тогда разговор…
Она сделала глубокий вдох и теперь выдыхала.
— Мне только не нравится одна моя особенность. Мне постоянно хочется большего. Всегда хотелось большего. Того, что вечно тянет и тянет меня вперед. Вначале хотела поступить в колледж, потом в медицинскую школу. Потом хирургическая ординатура. Теперь вот — приглашение в команду. Я ушла очень далеко от того, с чего начинала. А ведь когда-то мне всего лишь хотелось стать врачом…
— Но ведь теперь тебе этого недостаточно?
— Да. Жаль, что я не могу удовлетвориться имеющимся. Но мне действительно этого недостаточно.
— Тогда не упускай того, что само идет тебе в руки. Эбби, я тебя очень прошу. Ради нас обоих.
— Тебя послушать — получается, будто не я, а ты можешь все потерять.
— Это ведь я предложил твою кандидатуру. Я им сказал, что ты лучший выбор, который они могли бы сделать. — Марк посмотрел на нее. — Я по-прежнему так думаю.
Несколько минут они лежали молча, держа друг друга за руки. Потом Марк погладил ее по бедру. Это не было настоящим объятием, но хотя бы попыткой.
Эбби хватило. Она больше не противилась его ласкам.
В карманах полудюжины врачей одновременно запищали пейджеры. И почти сразу же из динамиков интеркома послышалось короткое объявление:
— Синий код. Отделение интенсивной терапии. Синий код. Отделение интенсивной терапии.
Вместе с другими хирургическими ординаторами Эбби устремилась к лестнице. К тому времени, когда она вбежала в отделение, там было достаточно людно. Более чем достаточно для оповещения «синий код». Большинство ординаторов стали расходиться. Наверное, Эбби тоже ушла бы… если бы не увидела, что оповещение касалось койки № 4. Койки Джошуа О’Дея.
Эбби протолкалась сквозь кольцо белых халатов и зеленых хирургических костюмов. В центре лежал Джошуа О’Дей. Над его хрупким мальчишеским телом сверкал верхний свет. Ханна Лав делала непрямой массаж сердца. Другая медсестра лихорадочно рылась в ящиках каталки, вытаскивая ампулы и шприцы, которые тут же передавала врачам. Эбби взглянула на кардиомонитор.
Фибрилляция желудочков. Рисунок умирающего сердца.
— Интубационную трубку на семь с половиной! — потребовал чей-то голос.
Только сейчас Эбби заметила Вивьен Чао, склонившуюся над головой Джоша. В руках у нее был ларингоскоп.
Медсестра
— Продолжайте подачу кислорода! — распорядилась Вивьен.
Санитар, державший маску у лица Джошуа, жал на резиновую грушу, вручную нагнетая кислород в легкие мальчишки.
— Достаточно, — остановила его Вивьен. — Начинаем интубацию.
Санитар убрал маску. За считаные секунды Вивьен поставила Джошуа интубационную трубку и подсоединила кислородный шланг.
— Лидокаин введен, — доложила медсестра.
Ординатор отделения интенсивной терапии взглянул на монитор и поморщился:
— Черт. Фибрилляция сохраняется. Придется снова запускать дефибриллятор. Двести джоулей.
Медсестра подала ему пластины дефибриллятора. Места наложения уже были помечены токопроводящим гелем. Одна пластина легла возле грудины, вторая — вблизи соска.
— Всем отойти.
Тело Джошуа О’Дея пронзил электрический разряд, вызвав одновременное сокращение всех мышц. Тело вздыбилось в чудовищной судороге и снова обмерло.
Собравшиеся следили за кардиомонитором.
— Фибрилляция сохраняется, — сказал кто-то. — Нужна инъекция бретилия, двести пятьдесят миллиграммов.
Ханна, не дожидаясь распоряжений, возобновила массаж сердца. Раскрасневшееся лицо медсестры было мокрым от пота и оцепенелым от страха.
— Давайте я вас подменю, — предложила Эбби.
Ханна молча кивнула и отошла.
Усевшись на табурет с упором для ног, Эбби коснулась груди Джошуа. Ее ладонь легла на нижнюю треть грудины. Грудь мальчишки была тощей и хрупкой: того и гляди треснет, если надавить посильнее. Эбби с некоторой опаской взялась за массаж.
Массаж не требовал никакого умственного напряжения. Руки вперед, руки назад, снова вперед и снова назад. Альфа-ритм при реанимации. Эбби одновременно была частью возникшего хаоса и находилась вне него. Сознание ее витало где-то в другом месте. Эбби не могла заставить себя смотреть на лицо Джошуа, следить за движениями Вивьен, закреплявшей интубационную трубку. Она смотрела лишь на тот участок груди, который массировала сомкнутыми руками. Грудина — анонимная часть тела. Она могла принадлежать кому угодно. Например, старику. Или совершенно незнакомому человеку. Вперед, назад. Вперед, назад.
— Всем отойти! — снова послышался чей-то голос.
Эбби послушно отошла. Еще один электрический разряд. Еще один секундный танец тела Джошуа. Гротескный танец.
Фибрилляция желудочков. Сердце подавало сигнал бедствия. Оно не справлялось.
Эбби вернулась на табурет и возобновила непрямой массаж сердца. Вперед, назад. «Джошуа, возвращайся, — говорили мальчишке ее руки. — Возвращайся к нам».
К гулу голосов добавился еще один.
— Попробуем ввести ему хлористый кальций. Сто миллиграммов, — сказал Аарон Леви.