Жатва
Шрифт:
– Сколько же в тебе злобы… – тихо, почти шёпотом, проговорила Регина, потрясённо покачав головой. – Я ведь слышала о тебе. Ты – Хестия Потрошительница. Дом Мэй дважды откупал тебя от виселицы.
– Было дело.
– Видно, больше желающих выступать на стороне Обрубка не нашлось? Сплошь убийцы, воры, разбойники. То, что вас назвали Жнецами, наравне с рыцарями Великих Домов – это просто кощунство.
– Ух, как птичка-то запела! – с притворным удивлением встрепенулась Хестия. – Голосок прорезался, наконец? Знаешь, что? Да плевать я хотела на все эти ваши рыцарские регалии. И твои хвалёные Жнецы – такие же убийцы
– Неправда! Жнецы – это щит и меч Аксиса. Защитники мирных граждан, победители чудовищ…
– Ой, да заткнись ты! Ты что, впервые в жизни вылезла из своей белой башни? Какие защитники? Вон, видишь того доходягу с мордой, больше похожей на козлиную жопу?
Она кивнула на Харула, который стоял поодаль у окна. Он, кажется, потерял интерес к нашему разговору и что-то высматривал снаружи.
– Бьюсь об заклад, что он за последние годы перебил куда больше гулей, чем все Жнецы, вместе взятые. И людей спас больше. А Жнецы занимаются только тем, что пьют соки из хему на выделенных им наделах, да трясут мудями на балах да всяких потешных турнирах. Они и пальцем не пошевелят ради простого люда. Зато когда начинается Жатва – они тут как тут. Потому что в Пасти можно вдоволь пограбить и поубивать.
– Это неправда!
– Ну конечно, – издевательски согласилась Хестия. – Об этом ведь не пишут в этих ваших кодексах и хрониках.
– Жнецы во время Жатвы очищают долину от Скверны, порождений игниса и прочих чудовищ, прорывающихся во время ритуала, – произнесла Регина – чётко, твёрдо, будто заученный текст. – И если в Пасть попал кусок мира, населённый разумными существами – то стараются спасти их и вывезти из опасного района. Это основы Кодекса Жнецов. Жнец должен уничтожать зло везде, где встречает, и защищать слабых…
До этого я слушал их разговор, не вмешиваясь. Вроде бы обычная болтовня, но я подмечая немало важных деталей, которые могли бы мне пригодиться в дальнейшем. Но тут я не выдержал.
– Вчера Жнецы гракхов убили несколько мирных граждан, которые были у них в плену. Вон там, во дворе. Перерезали им глотки, как овцам. Я видел своими глазами.
– Я… не в ответе за гракхов, – осеклась Регина, и голос её стал куда менее уверенным. – Они еретики и дикари, не признающие церковь Араноса-хранителя, и давние враги моего Дома… Впрочем, мне всё равно не верится в твой рассказ. Гракхи знают, что такое честь. Пусть наши представления о ней и не всегда совпадают…
– О, да, честь у вас в почёте, – кивнула Хестия. – Но штука в том, что все эти ваши хвалёные кодексы не распространяются на гелотов. Вы и за людей-то их не считаете. Они для Жнецов не больше, чем скот. Такая же добыча, как и всё остальное, что вывозится из долины. Да и вообще, в первые дни после Жатвы в долине можно творить, что угодно. Всё же потом можно списать на хаос. Как там говорится… Всё, что было в Пасти – остаётся в Пасти.
– Тем не менее, истинный Жрец не замарает себя столь бесчестным поступком, как убийство беззащитных… – повторила Регина, упрямо наклонив голову.
– Ой, иди в жопу! – фыркнула разбойница. – Ты уже начала меня утомлять. Долдонишь то, что тебе вбили в башку твои наставники. Или, может, вам промывают мозги, как этим вашим зилотам?
Пленница замолчала, и видно было, что она жалеет о том, что вообще ввязалась в этот разговор. Еще сильнее подтянула к себе колени, обхватила их руками и, чуть покачиваясь, прикрыла глаза.
– Слушай, я вниз сбегаю? – шепнул мне Макс. – Поищу чего-нибудь постелить. Тяжело ей так…
Он все это время сидел неподалеку. И, хотя не понимал, о чем мы говорили, ни разу даже не переспросил у меня. Кажется, его не очень-то интересовало, что мы обсуждаем. Но каждое слово Регины он ловил, любуясь ею, будто заворожённый.
– Влюбился, что ли? – усмехнулся я. – Ты это… Будь осторожен.
Макс сконфуженно фыркнул, пробормотав что-то неразборчивое. Я похлопал его по плечу.
– Не, я серьезно, Макс. Не обольщайся. Она не такая уж беззащитная девочка. И не смотри, что раненая. Думаю, уже к вечеру у неё все раны затянутся.
– Ну, всё равно, не дело это. Что уж теперь, на цепь её посадить?
– А это, кстати, мысль. Будь другом, поищи в лагере что-нибудь, чем её можно будет связать. Может, наручники остались у кого из ваших…
– Да ты серьезно, что ли? – возмутился он.
– Куда уж серьёзнее. Ну, и постелить что-нибудь поищи, да. Не только ей, всем нам. Мы вчетвером здесь, пожалуй, останемся.
– Можно мне с вами?
– Как хочешь.
– Всё, лады! – Макс тут же побежал к лестнице, но на полпути вернулся. – А, я ещё воды и жратвы захвачу. Там же Ринат кашеварить взялся. А он дело знает…
– Да, захвати. Только учти – принцесса твоя мяса не ест.
– Понял!
Я снова обернулся на пленницу. Она сидела в прежней позе, смотря в одну точку. Хестия, закончив чистить ногти, тоже притихла. Достала откуда-то из-под воротника шнурок с простеньким плоским медальоном. Открыв его, бережно погладила что-то, скрывающееся внутри. Приглядевшись, я понял, что это завернутая петлей прядь длинных черных волос.
– А кто такие зилоты? – спросил я.
Молчание затягивалось, а я не любил тратить время попусту. Поскольку из лагеря мы выберемся еще не скоро, этой паузой можно воспользоваться, чтобы разведать больше о противнике. И вообще о мире, в котором предстоит жить.
– О, это ж настоящая гордость Ортосов, – усмехнулась Хестия и, аккуратно закрыв медальон, спрятала его под куртку. – Про них куча слухов ходит. Хотя, наверное, большинство – чушь собачья. Никто, кроме самих Ортосов, не знает, как делать зилотов.
– Делать?
– Угу. Зилот – это уже не совсем человек. Скорее живой механизм. Как-то хитро промывают им мозги – магией или ещё чем. И вот уже это уже не просто раб, а раб, повёрнутый на какой-нибудь страсти, в которой видит весь смысл своей жизни. Он ни о чем и думать не может, кроме неё, и посвящает ей все время, пока не спит, не ест или не испражняется.
– На страсти? Какой, например?
– Да по-разному. Зилот-телохранитель, например, защищает хозяина. Никогда не предаст, не испугается, не отвлечется на девку. Надо будет – себе глотку перережет, если хозяин прикажет. А кому-нибудь могут вбить в башку другую страсть. Например, к идеальной чистоте. И вот зилот-чистильщик надраивает ночные горшки господ до блеска, и полы чуть ли не языком вылизывает. Идеальный раб. Такой стоит десятка обычных. Подгонять не надо, проверять за ним работу не надо. Он сам счастлив стараться.