Жаворонки ночью не поют
Шрифт:
«Вот у него настоящее дело», — подумала Зойка, но тут же и сникла: яснее ясного, на фронт её не возьмут. А может, сходить в горком комсомола?
Побывав утром у врача и получив, наконец, разрешение посещать школу, Зойка прямо оттуда направилась в горком комсомола. У входа одна за другой стояли три полуторки. На первой из них по правому борту — лозунг на красном полотнище: «Все на трудфронт!» Около грузовиков стояли парни и девушки с лопатами, ломами, кирками и весело переговаривались, как будто собрались на праздник, а не на работу.
Из горкома комсомола вышел
— Стройбаза!
— Здесь! — раздался басовитый голос.
— Давай в первую! На окопы поедете!
Стройбазовцы шумно повалили в первую машину.
— Разнобыткомбинат!
— Здесь мы! Здесь! Вот они! — раздалось сразу несколько девичьих голосов.
Паренёк критически оглядел девушек, вздохнул:
— Работнички… Валяй во вторую!
Зойка не стала дальше слушать, вошла в коридор. К кому же обратиться? Наверное, к первому секретарю? Увидев табличку, осторожно постучала в дверь: её вдруг охватила робость. Постучала ещё, громче — никто не отзывался. Остальные двери то и дело хлопали, кого-то впуская и выпуская. Одна из девушек, чем-то похожая на любимую Зойкину киноактрису Любовь Орлову, приостановилась:
— Тебе чего, девочка?
— Мне к первому секретарю.
— Так его нет. И сегодня не будет. Он добровольцев на фронт провожает. А тебе что, срочно нужно?
— Очень срочно! — с жаром сказала Зойка.
— Ну, так зайди сюда, ко второму, пока он к трудстроевцам с речью не вышел. А может, я помогу?
— Нет, нет!
Зойке не понравилось, что эта «киноактриса» назвала её девочкой. И вообще, смотрит хотя и дружелюбно, но говорит снисходительно, как с маленькой. Скажи ей про завод — небось, только посмеётся. Да и кто она такая? Когда их в октябре сорок первого принимали в комсомол, Зойка её здесь не видела.
За дверью слышались голоса: мужской и женский. Зойка постучала, но опять, наверное, недостаточно громко — ей никто не ответил. «Тут стучи — не стучи, — с досадой подумала Зойка. — Всем некогда». И она открыла дверь без стука.
На пороге большой комнаты, сплошь увешанной плакатами и лозунгами, робко остановилась. На другом конце за длинным столом сидел над бумагами парень, которого она тоже здесь прежде не видела. Около него, чуть наклонившись, стояла красивая, но суровая с виду шатенка, тоже незнакомая. «Поменялись они тут все, что ли? — с тоской подумала Зойка. — К кому обратишься, если все новые?»
Парень вскинул на Зойку синие, почти фиалковые глаза, как будто пронизывающие взглядом насквозь, и Зойка только хотела открыть рот, но поднявшая голову девушка пригвоздила её к месту строгим взглядом.
— Фамилия? — спросила она. — Затолокина?
— Н-нет, Колчанова, — ответила Зойка, заикаясь и стыдясь своей внезапной робости.
Девушка глянула в списки:
— Нет у нас такой. Ты из общепита?
— Из школы.
— А разве мы посылаем школы на трудфронт? — удивился парень и перевёл свои пронзительные глаза на стоявшую рядом девушку.
— Ни в коем случае! — твёрдо ответила та. — Это же дети. Не положено.
— Так
— А-а-а! — догадался парень и весело засмеялся. — На фронт хочешь! Хочешь, да?
Зойка быстро кивнула.
— Все на фронт хотят! А в тылу, между прочим, тоже работы хватает. Это сколько же тебе?
— Ш-шестнадцать, — неуверенно произнесла Зойка, но, испугавшись неправды (тут же надо начистоту!), поспешно добавила: — В июле исполнится.
— Э-э-э, до июля ещё сколько! Иди, девочка, учись. Грамотные люди — это тоже большая помощь государству.
— Я на завод хочу! — упрямо заявила Зойка, уворачиваясь от строгого взгляда шатенки.
— Через три года приходи, — весело предложил парень. — Сама понимаешь, литейное производство, там с восемнадцати лет. Иди, Колчанова, учись. Некогда тут с тобой.
Шатенка проводила Зойку за дверь суровым и нетерпеливым взглядом. «Всем некогда, — с досадой подумала Зойка. — У них одно: учись да учись». Она медленно шла по коридору, который как-то внезапно опустел. Её затея не удалась. Ну что ж, не берут на серьёзное дело — придётся идти в театр. По крайней мере, матери помощь будет.
Вечер сюрпризов
Зойка подходила к школе со смешанным чувством радости и тревоги. За три недели она отстала от класса и теперь снова «умирала», вспоминая не об одной физике.
Ей казалось, что она целую вечность не видела ребят, исцарапанные, но такие родные парты, чёрную доску, косо исписанную чьей-нибудь небрежной рукой, не слышала дробных переливов школьного звонка, не вдыхала неповторимый запах класса, исходивший от недавно протёртых полов и кусочка мела, лежавшего на доске. Скоро она снова всё это увидит, ощутит, почувствует, снова встретится с таким дорогим и близким миром школы. Как она могла подумать, что сможет с ней расстаться? И то, что вчера казалось вполне вероятным, сегодня уже было невозможно.
Зойка ещё только вошла в коридор, как её увидел Генка. Он высоко вскинул руку и провозгласил:
— Сеньоры и сеньориты! К нам приближается прекрасная Незнакомка!
Группка ребят, в которой стоял Генка, мгновенно развернулась, и Зойка увидела Риту, Пашу, Таню и…Лёню.
— О-ой, не-е-норма-а-альный! Да это же Зоя! — Рита уже повисла на шее у подруги.
— Когда вы видели у Зойки такие глазищи? — настаивал на своем Генка. — В пол-лица! А сквозь эту прозрачную кожу можно даже мысли прочитать.
— Умолкни, метафизик, — не зло обругала его Таня.
Паша молчал и улыбался. Молчал и Лёня, наблюдая за возней девчонок.
— Ну, хватит её тискать, — сказал Генка. — Не для того она выжила, чтобы вы замучили её своими нежностями.
— Что ты понима-а-ешь! — накинулась на него Рита. — Мальчишки все бесчувственные!
— Не скажи! — отпарировал Генка. — Когда Зойка помирала, кое-кто почти всю ночь у неё под окнами простоял. Нас мать рано поднимает. Я на улицу глянул — стоит. Вышел, смотрю: человек чуть начисто не замерз!