Жажда смерти
Шрифт:
Три года назад при помещении в тюрьму Марстон признался в том, что он наркоман. Полиция отказалась делать какие бы то ни было комментарии по поводу того была ли смерть Марстона связана с наркотиками или нет. Марстона застрелили из мелкокалиберного револьвера. Убийца или убийцы не арестованы”.
Значит, полиция ищет его. Этого следовало ожидать, но его вряд ли отыщут. Это легко читалось между строк информации в “Ньюс”. Полицейская теория была такова: Марстон попытался было надуть торговца наркотиками и тот пристрелил его. Отлично: “толкачей” начнут забирать с улиц и привозить в участки на допросы.
Но в будущем следовало быть более осторожным. Он совершил несколько серьезных просчетов:
В будущем. Неужели я собираюсь и дальше этим заниматься?
Хватит блажить. Уж себе-то самому зачем врать? Улицы и парки полны народа. Места скопления. Он имеет право ходить по ним, когда ему вздумается. Если кто-нибудь попытается на него напасть или ограбить – он имеет право защищаться.
В пятницу вечером Пол встретился с Джеком в ресторане, и они обговорили технические детали препоручения Кэрол на попечение врачей. Пол сдерживал горе, переваривая его и превращая в ярость: он смирился с потерей Кэрол, с ее болью, стал меньше думать о своих горестях и больше о тех, кто еще не подвергся нападению. Остановив Марстона, он предотвратил огромное количество будущих, не свершенных преступлений.
Потом он поехал домой в такси, сел перед телевизором и так и уснул перед включенным экраном.
Субботним утром Пол проснулся с колотящейся в виски головной болью, а ведь вчера вечером он ничего не пил – это было совсем понятно. Может быть что-то носится в воздухе – подхватил какой-нибудь грипп.
Пол заглотнул несколько аспиринин и перешел улицу, чтобы купить в местной бакалейной лавке продуктов на неделю. Стоя в очереди, медленно двигавшейся к кассе, он почувствовал, что боль становится нестерпимой, безумной и озверел настолько, что готов был растолкать людей локтями, только, чтобы пробиться к кассиру, Чуть позлее боль несколько поутихла, но днем снова вернулась; Пол швырнул газету с кроссвордом на пол и решил переспать это дело.
Когда он проснулся, на улице уже стемнело. Темнота нервировала: Пол прошелся по квартире, везде зажигая свет. Взглянув на часы, он увидел, что уже почти девять вечера. Черт побери, я больше не могу здесь оставаться! Может в кино сходить... Он быстро просмотрел газету: единственное, что заслуживало внимания – повторный показ старых фильмов о Джеймсе Бонде. Интеллектуальные экзерсисы его не интересовали, все же остальное – порнография. Дерьмо.
Сеансы начинались в четные часы, но это не имело значения. По местной ветви метрополитена Пол добрался до Бродвея и прошелся пешком до кинотеатра, Он вошел в зал на середине цветной погони на машинах, отыскал место и позволил отрепетированному и срежиссированному насилию поглотить его целиком.
Второй фильм закончился тем, что кого-то насмерть смяли в огромной машине, превратившей шикарный автомобиль в небольшую металлическую коробку. Незадолго до полуночи Пол вышел из кинотеатра, чересчур утомленный, чтобы смотреть первую половину фильма, на который он опоздал.
После шикарного киношного звука, голос Таймс-Сквера показался Бенджамину смазанным и приглушенным. Он остановился, ориентируясь в пространстве, почувствовав внезапно накатившую вину. Он никогда не ходил в кино в одиночку и чувствовал себя так, словно кто-то застиг его занимающимся онанизмом. Однажды, давным-давно, будучи в Сан-Франциско целый уик-энд, и дожидаясь увольнения из армии, он провел почти всю субботу и весь воскресный день бродя из кинотеатра в кинотеатр. За эти двое суток он успел посмотреть одиннадцать фильмов – семь из которых оказались вестернами. Так омерзительно как после этого просмотра он никогда себя не чувствовал. После шести месяцев проведенных за пишмашинкой в Окинаве и двух отменных блевотных недель на военном корабле, доставляющем домой, у него просто не осталось сил любоваться прелестями Сан-Франциско или наслаждаться его знаменитыми ночными развлечениями: поэтому он предпочел затеряться в никогда не существовавших землях Текса Риттера, Джона Уэйна, Ричарда Дикса и Белы Лугоши.
Таймс-Сквер был похож на расползающуюся язву, покрытую бледномеловыми телами шлюх, туристами, стоящими с раззявленными ртами, расхаживающими с важным видом мужчин-проституток и мужчин, проскальзывающих в щели порнокиношек и порнокнижных магазинчиков. Копы, парами через каждые несколько ярдов: все они брали взятки, потому что иначе половина находящихся в поле зрения людей была бы арестована. Это были отбросы, и Таймс-Сквер был их сточной канавой. Жутковатые лица скользили мимо во всепоглощающем мареве неоновых ламп, и Пол почувствовавший злобное отвращение повернул от центра прочь.
Из блестящей мишуры – к Пятьдесят седьмой. Новые автосалоны, группы людей в приличных костюмах на углах, ловящие такси, мечтающих, чтобы их отвезли по домам после обеда, который был после посещения кинотеатров.
Полицейский на углу; в глазах застыла внимательная наблюдательность: Пол прошел мимо, почувствовав, как передернулось его лицо. Прежде чем ему удалось сдержаться, он понял, что опасности никакой нет: его никто никогда не поймает. Но все-таки он убийца и теперь надо прикинуть все варианты того, как его будут искать. Свидетели? Отпечатки пальцев – он к чему-нибудь прикасался? Пол почувствовал, как вспыхнуло его лицо – выйдя на Колумбус Серкл он до боли сжал рукоятку пистолета в кармане. А предположим, что его сейчас остановит вот этот самый коп и о чем-нибудь спросит – сможет ли он выдержать и не показать виду? Притворщик из него ей-богу никудышный.
Колизеум, дальше великолепные строения Линкольнского Центра, выглядящие так, словно их пощадила бомбовая атака, тогда как стоящие вокруг дома превратились в серые развалины. Город казался оккупированным: прогулка по Бродвею выглядела боевой вылазкой за линию фронта, потому что никто не встречался глазами с торопящимися навстречу и пробегающими мимо незнакомцами.
И теперь он, – первый солдат Сопротивления, боец подземного мира – невидимый убийца.
В понедельник во время перерыва на обед, Пол прошелся по Виллиджу, заглядывая в магазинчики на Восьмой, Гринч-Авеню, а затем на Четырнадцатой. В разных местах он купил себе темный с воротником под горло свитер, двухстороннюю куртку – темно-серую с одной стороны и ярко-красную, охотничью с другой, таксистскую мягкую шапочку и пару кожаных лимонного цвета перчаток.
Около десяти часов вечера в тот же вечер. Пол проехал автобусом до девяносто шестой улицы и прошел пешком к Центральному Парку. Теннисные корты и озерцо осталось справа, он свернул налево и пошел вдоль площадок для игры в мяч. На голове у него сидела шапочка, а куртка была вывернута серой стороной наружу. Ну же, выходите.
Но, пройдя весь парк, он не повстречал ни одного человека, окромя двух велосипедистов.
Значит такие дела: в наше время все избегают гулять по Парку. Бояться. Грабители это отлично знали и перенесли куда-то свои охотничьи угодья. Сделав это открытие Пол кивнул – теперь он все понял и больше не собирался повторять ошибку.