Жажда смерти
Шрифт:
Дойдя до стены, за которой находилась Пятая Авеню, он развернулся и пошел было обратно к траверсу, но тут в кружечек света увидел одинокую фигуру на скамейке между деревьев и тут же его сигнальная система поставила организм на предупреждение, сняв его с предохранителя: короткие волосы на шее сзади поднялись дыбом и медленно выпуская воздух сквозь сжатые зубы, Пол двинулся между деревьев. Кто-то там сидел – он заметил легкое, словно колыхание предрассветного тумана движение, но все-таки заметил. Остановился, присмотрелся. Подавил в груди желание кашлянуть.
На скамейке валялся
А потом он заметил тень. Она кралась позади скамейки, пригибаясь, стараясь держаться так, чтобы пьяница ее заслонял.
Пол ждал. Это мог быть какой-нибудь безобидный парнишка, пришедший сюда из любопытства, это даже мог оказаться полицейский. Но Пол знал, что это навряд ли коп. Скрытая угроза звучала в осторожно хранимом молчании... Он вышел на свет: мужчина в штанах в облипку, кожаной куртке и шляпе Австралийского и Новозеландского корпуса, надвинутой на один глаз. Беззвучно подойдя к скамейке, он взглянул на спящего пьянчугу.
Потом голова вторженца поднялась и повернулась: он тщательнейшим образом обозревал видимый участок парка. Пол замер не дыша. Пальцы сомкнулись вокруг рукоятки пистолета в кармане.
Черный мужчина обошел скамейку и выступил на дорожку, и когда его ноги встали на гравий, Пол услышал щелчок раскрывшегося ножа. Он собирается ограбить этого бедолагу-пьяницу.
Черномазый вновь оглянулся, а потом согнулся над пьянчугой. Пол выступил из-под деревьев.
– Выпрямись, – очень тихо.
Не разгибаясь черный пустился бежать, стараясь добраться до ближайших спасительных деревьев.
Пол выстрелил.
Выстрел произвел надлежащий эффект, он остановился и развернулся.
Он думает, что я – коп.
Знай, сукин сын, что это не промах, а просто мне было нужно, чтобы ты повернулся ко мне лицом, встретив свою смерть впрямую. Его трясло от ярости: он поднял револьвер, и не мигая, уставился в черные глаза, стеклянные и непроницаемые. Мужчина, сдаваясь, поднял руки вверх. Вид этого порочного ухмыляющегося лица наэлектризовал кожу на шее Пола.
Он выступил вперед, встал на свету; ему важно, чтобы грабитель увидел его. На скуле возле черного уса заработал желвак; а потом уж и лицо мужчины перекосилось от злобы:
– Слушай, мужик, ты чего тут?
Из дула пистолета вырвался язычок пламени; выстрел эхом прозвенел на темных аллеях, отразился от стены и пороховой дым ударил Полу в ноздри.
Пуля вонзилась негру в живот, разорвав его подкожным газовым взрывом. Пол снова выстрелил: черный упал и, перевернувшись на живот, зацарапал ногами по земле, стараясь отползти под деревья.
Замечательно все-таки устроен человеческий организм: как много он может вынести, не переставая функционировать! Пол еще дважды выстрелил человеку в затылок. Это его добило.
Пол взглянул на пьянчугу. Тот даже не пошевелился. Он лежал на скамье. Отвернувшись от Пола в сторону. Да жив ли он?
Пол подошел и негру и взглянул на него. В уголках его рта запеклась слюна. Голова человека под неестественным углом развернулась в сторону и глаза тупо смотрели в ничто. Все сфинктеры его расслабились, и вонь окутала труп омерзительным облаком.
Пол снова поспешил подойти к пьянице. Тот мирно посапывал.
Пол растворился между деревьями, побежав по верхней тропе. Здесь где-нибудь мог оказаться полицейский. Он быстро добрался до ограды, опоясывающей озеро, но не доходя нескольких шагов, свернул вправо и пошел параллельно ограде, чтобы никто не увидел его силуэта на фоне ограды несколько секунд Пол останавливался и прислушивался.
Конечно люди могли услыхать выстрелы, но зафиксировать откуда они доносятся – нет. По звуку можно было подумать, что где то проехал грузовик без глушителя. Поэтому наверное никто не станет звонить в полицию. Никто и некогда не звонил в полицию по поводу выстрелов. Единственная настоящая неприятность состояла в том, что кто-нибудь что-нибудь мог увидеть. Случайный прохожий, или еще какой-нибудь пьяница, которого Пол не заметил среди деревьев. Он быстро скинул куртку и вывернул ее красной стороной наружу, сунул в карман шапочку и перчатки. Пистолет теперь снова находился в переднем кармане брюк вместе с перехваченными резинкой четырьмястами долларами в двадцатидолларовых купюрах. Если бы какому-нибудь копу в голову пришла идея обыскать его карманы, Полу хотелось, чтобы тот обнаружил деньги. Это могло сработать: он прекрасно знал, что такие штучки срабатывали.
Он стел по откосу то тут то там оскальзываясь на жесткой траве; потом срезал путь между озером и теннисными кортами, ступая как можно тише на гравийную овальную тропу, ведущую к воротам на Девяносто шестой. Пол чувствовал себя голым, у всех на виду, он страшно волновался и был беззащитен, на холодке его познабливало и он обливался потом. Шатающийся от слабости – но зато узнавший истину – жадную злобу насилия, никогда до сей поры не волновавшую его кровь и которую большинство людей не было способно понять...
В почтовом ящике он обнаружил запечатанный в конверт докладной лист с фирменной надпечаткой Квартальной Ассоциации Вест-Энда, и факсимиле самого Херберта Эпстайна. Там стояло:
“Дорогой житель УэстЭнда:
Жители данного района однозначно обеспокоены БЕЗОПАСНОСТЬЮ или же полным ее отсутствием на наших улицах.
Полицейская статистика гласит, что наркоманы и грабители более всего любят нападать на граждан в темноте, или же на плохо освещенных улицах, поэтому освещение на улицах способно сократить преступность на семьдесят пять процентов.
Квартальная Ассоциация надеяться получить пожертвования на освещение улиц по Вест-Энд Авеню с Семидесятой по Семьдесят четвертую.
Городские фонды не потянут подобного капиталовложения. Многие соседние кварталы уже начали сбор пожертвований на установление в своих ареалах сильнейших иллюминационных систем. Каждый фонарь обойдется в триста пятьдесят долларов, чтобы мы смогли залить наши улицы светом и отодвинуть криминогенные вакханалии вглубь города.
Ваш вклад не облагается налогами. Пожалуйста, пожертвуйте столько, сколько можете для своего собственного спокойствия и своей же безопасности.