Жажда смерти
Шрифт:
— А кого же бить, как не слабых? — задорно поддержал ее Храповицкий. — Сильных, что ли? Они сами бьют!
Я вновь не ответил. Храповицкий кликнул охрану и велел им принести гитару, которую всегда возил с собой в машине. Это был дорогой инструмент, купленный где-то в Лондоне, на аукционе, и принадлежавший ранее не то Джимми Хендриксу, не то кому-то еще. Признаюсь, я прослушал, пока он объяснял это Диане.
Он долго вынимал гитару из чехла, потом подкручивал колки, настраивая. Все затихли в ожидании. Его обычный
Всем своим видом он показывал, что поет только для Дианы. Она смотрела на него сияющими глазами и кивала с преувеличенным восторгом. Иногда мне казалось, что она переигрывает.
Зато девушкам, похоже, очень нравилось, и временами мартышка даже бралась подпевать. Хотя Храповицкий пел и впрямь превосходно, я почему-то не могу преодолеть некоторую неловкость при попытках хорового пения в компаниях, возможно, потому что сам лишен и голоса и слуха. К тому же я во всем стараюсь избегать и любительства, и подражательства. Я решил дождаться приличествующей паузы и отбыть.
Но тут Храповицкий эффектно взял последний аккорд и отложил гитару в сторону.
— А не пора ли нам, девчонки, заняться чем-нибудь серьезным? — провозгласил он, окидывая их игривым взглядом.
Коровки оживились и зашушукались. Крысы посмотрели на него подозрительно.
— Как насчет того, чтобы поиграть в бутылочку? На раздевание? — продолжал он.
— Да мы, в принципе, и так можем раздеться, — предложила одна из коровок. — Нет, если надо?
И она вопросительно обернулась на подруг. Крысы ответили ей презрительными взглядами. Одна даже фыркнула.
— Ну, в принципе, не догола, конечно, — смутившись, прибавила коровка.
— Просто так — неинтересно! — возразил Храповицкий. — Так один бардак получается. Сплошной разврат. Мы же все-таки приличные люди.
И, не удержавшись, он потянулся рукой к плечу Дианы. Она встала.
— Спасибо за вечер, — улыбаясь, проговорила она. — Очень жаль, но мне, кажется, пора домой.
— То есть как домой? — опешил Храповицкий. — Ты еще не видела самого интересного.
— Думаю, что самое интересное я как раз видела, — усмехнулась она. — И легко могу догадаться о том, что будет дальше.
Крысы недоверчиво покосились на нее. Ее присутствие здесь явно раздражало их, поскольку отвлекало мужское внимание от них самих. Ее намерение уйти было им тем более непонятно. Они опасались подвоха.
Храповицкий подошел к Диане и обнял ее.
— Останься, — попросил он, стараясь, чтобы его шероховатый от пения и нетерпения голос звучал нежно. — Я очень тебя прошу.
В ответ она только усмехнулась.
— Ну, пожалуйста, — настаивал Храповицкий. — Что мне сделать, чтобы ты осталась?
Она
— Володя, — снисходительно улыбаясь, проговорила она. — Посмотри, пожалуйста, на меня. Разве я похожа на разовую девочку? Тут и без меня этого добра хватает.
Крысы зашипели и отвернулись, показывая, что сказанное к ним не относится. У коровок испуганно округлились глаза. Мартышка хихикнула.
— При чем тут это? — обиделся он. — Я не собирался тебе предлагать...
— Собирался, — прервала она бесцеремонно. — Но даже если не собирался. Что еще ты мне можешь предложить? Стать твоей сто сорок восьмой или сто сорок девятой официальной любовницей? Спасибо. Можно как-нибудь потом? В другой раз?
Она оглянулась на меня.
— Андрей, отвези меня, пожалуйста, домой. Поколебавшись, я начал подниматься. Храповицкий был шокирован. Он облизнул пересохшие губы.
— Сидеть! — рявкнул он мне грубо.
Наверное, если бы он взял на октаву ниже и добавил «пожалуйста», я бы не сдвинулся с места. Но собачьи команды я не воспринимаю.
Я в недоумении уставился на него. До сих пор он никогда не позволял себе обращаться ко мне в таком тоне. Он был зол как черт, глаза налились кровью.
— Сидеть, я сказал! — повторил он, не снижая накала. — И не дергаться, пока я не разрешу.
— Это ты мне? — уточнил я, стараясь говорить спокойно.
— Ты никуда не поедешь! — объявил он безапелляционно. — Ты останешься здесь, со мной.
И повернув голову к Диане, он бросил ей с небрежностью, за которым скрывалась досада:
— Тебя отвезет моя охрана.
Она молча пошла к выходу. Я последовал за ней.
— Ты что, не слышал? — окликнул меня Храповицкий. — Я, кажется, ясно выразился!
— Для нас обоих лучше считать, что я не слышал, — ответил я вежливо.
— Стой! — вновь хрипло пролаял он. — Вернись на место! Пока я начальник, я решаю, куда тебе идти! И когда это делать!
— Значит, с этой минуты ты мне не начальник, — отозвался я. И поскольку он совершенно не понимал, о чем я говорю, я пояснил: — Считай, что я уволился. Порой все проще, чем кажется.
И вышел, деликатно прикрыв за собой дверь, чтобы его матерная брань не разносилась по коридору. Не успел я отойти, как за мной выскочила Ольга.
— Андрюшечка! — в ужасе запричитала она. — А нам как же быть?
— Оставайтесь, — пожал я плечами. — Ничего не меняется.
Я достал из сумки деньги и отсчитал ей две тысячи долларов.
— Остальное я доплачу тебе завтра, — пообещал я. — Постарайся, чтобы все остались довольны.
Она взвизгнула и бросилась мне на шею.
— Можешь не сомневаться! — горячо заверила она. — Девки до потолка прыгать будут.
— Я рад за них, но вообще-то я не о них говорил.
— Да не бойся! На всю жизнь нас запомнят!