Жажда смерти
Шрифт:
И, оттолкнув меня в сторону, он размашисто шагнул к Диане и пригласил ее на танец. Она вскинула на него глаза, улыбнулась и, кивнув, положила руку ему на плечо. Еще несколько секунд я стоял на месте, чувствуя жар и отвратительный горький привкус во рту. Потом заставил себя подойти к Насте.
— Скучно вам? — спросил я ее рассеянно, чтобы что-то спросить.
— Да нет, — ответила она, пожимая плечами. — Не очень. Терпимо.
Я невольно оглянулся на Храповицкого, который напористо вел Диану,
— Хотите, я отвезу вас домой? — неожиданно предложил я Насте.
Она растерянно сморщила нос.
— Зачем? Вам же, кажется, нельзя отсюда уходить. Да и, наверное, не очень хочется.
— Почему мне не хочется? — осведомился я несколько свысока, надеясь, что она не замечает того, что происходит во мне. — Признаюсь, мне все здесь ужасно надоело.
— Да-да, я понимаю, — торопливо закивала она, вскидывая на меня свои беспомощные оленьи глаза. — Просто я думала, что... Мне показалось...
— Что вам показалось? — спросил я с вызовом. Она совсем смешалась.
— Да нет, ничего, так...
И не удержавшись, она тоже посмотрела на Храповицкого и Диану. И в следующую секунду, испугавшись того, что я понял, что она обо всем догадывается, она перевела взгляд на Владика. Вышло еще хуже, чем если бы она сказала прямо. Я вспыхнул. Она заметила и это.
— Извините, пожалуйста, — пробормотала она еле слышно.
В эту минуту меня спас Владик.
— Можно с тобой поговорить? — спросил он довольно нервно.
— Да, конечно, — выдохнул я с облегчением.
— Давай выйдем в коридор, — предложил он. — Тут слишком много народу.
Я вновь оглянулся на Храповицкого и Диану. Они уже начали второй танец. Моя мимолетная благодарность к Владику сменилась раздражением. Неужели он не видел, что происходит? Мне казалось, что по одним только победным взглядам, которые Храповицкий бросал на Диану, можно было легко прочитать его намерения. Ничего глупее, чем оставлять ее с Храповицким, Владик не мог выдумать.
Я взял себя в руки.
— Хорошо, — проговорил я, сдерживаясь. — Пошли. В конце концов, все это меня не касалось.
Мы выбрались из зала в коридор, прошли мимо охраны, свернули за угол и остановились в дальнем крыле у окна. Сюда почти не доносилась музыка, и здесь нас никто не видел.
— Надо бежать! — сообщил Владик трагически. — Срочно! Они начали меня рвать!
Я хотел было ответить шуткой, но, заглянув в его полные отчаяния глаза, передумал.
— Я слышал ваш разговор с Бабаем, — неопределенно заметил я.
— Да что Бабай! — отмахнулся он. — Дело не в Бабае. Там совсем другие люди... Они требуют свои деньги. Я не могу вернуть им сейчас такие суммы. Они в
Его синие глаза затравленно метались.
— Но это же было предсказуемо, — я пожал плечами.
— Я думал перекрутиться. Я до последнего не хотел никого обманывать! Честное слово, хотел. Но сейчас у меня нет выхода. Они загнали меня в угол. Сегодня я это понял окончательно, — он говорил горячо и немного обиженно, словно оправдывался. — Мне нужна твоя помощь.
— Но тебе же помогает Пономарь! — напомнил я.
— Пономарь? — испуганным эхом отозвался он. — Ты не понимаешь!.. Он... он... — Владик осекся. — Нет, я не могу всего говорить. Мне должен помочь ты! — воскликнул он с каким-то детским нетерпением.
Я не входил в число его должников. Так мне, во всяком случае, казалось. Но мне было его жалко.
— Чем я могу тебе помочь? — коротко осведомился я.
— Давай убежим вместе! — выпалил он. — Я мог бы один. Но... Но я боюсь. Я предлагал Пономарю. Но он тоже боится. И он... Короче, у него другие интересы. А тебе нечего терять, как и мне. Мы убежим вдвоем. Ты мне поможешь. Нам надо несколько дней, чтобы вытащить отсюда деньги. Буквально неделя. Ты умеешь разговаривать с ними со всеми жестко. А потом мы исчезнем со всеми деньгами. Они нас никогда не найдут!
— Это исключено, — сухо ответил я.
— Но почему? — опешил он. — Скажи, почему?
— Владик, — заговорил я терпеливо, — это долго объяснять. Я просто отказываюсь.
— Пять миллионов! — вдруг спохватился он. — У нас будет по пять миллионов долларов! Ты только представь! Если ты прикроешь меня, я смогу выдернуть десятку. А потом мы исчезнем. И пусть они все подавятся! А через несколько лет мы сможем сюда вернуться, если захотим. Никто даже не вспомнит.
— Но мы-то ведь об этом не забудем, — возразил я. — О том, что мы всех кинули.
— Но они же сами вынудили! Сами виноваты! Сами к этому подталкивали!
Я посмотрел на него с сожалением.
— Дорогой Владик, — проговорил я, стараясь, чтобы мой голос звучал по возможности мягко, — из того, что остальные ведут себя как негодяи, вовсе не следует, что ты можешь отвечать им тем же. Иначе ты сам становишься негодяем. Мне нет дела до других, но мне есть дело до себя. Я не самого высокого мнения о своих нравственных качествах, но я ужасно не хочу, чтобы оно стало еще ниже. Давай оставим этот разговор. Он ни к чему не приведет. Я сочувствую тебе. Но впутываться в эту историю не собираюсь.