Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

Колышевский Алексей

– Если я открою винный магазин, – усмехнувшись, ответил Мемзер, – то скажут, что я спаиваю великий русский народ, а в депутаты мне как-то ни к чему...

Как бы в компенсацию своей нелюбви к самолетам Мемзер считал морские путешествия самым прекрасным, что только есть на свете. В Нью-Йорке он садился на огромный трансатлантический лайнер и на нем неторопливо пересекал океан. Он плыл до Портсмута, когда у него были дела в Британии, или сходил на берег в Лиссабоне, когда ему нужна была Европа. В Россию он, как правило, попадал через порт Санкт-Петербурга. Здесь, в Петербурге, за завтраком в знаменитом «Англетере», он познакомился со своей будущей женой. Спустя какое-то время Наташа стала мадам Мемзер, немного прожила в Америке, страшно соскучилась по Москве, а тут, к ее несказанной радости, муж получил, как он выразился, «новое назначение», и супруги переехали в Первопрестольную.

События, которые

последовали вслед за этим, начались не так давно, и все, о чем далее будет рассказываться в этом совершенно документальном повествовании, происходило и происходит где-то здесь, совсем рядом, касается так или иначе всех, и чем все это закончится – одному Богу ведомо. Впрочем, он порой совсем не против взять да и рассказать людям немного о том, что их ожидает.

Глава 9

– Знаешь, Сережа, я рад, что ты здесь, со мной, что мы вместе, – Мемзер устроился в кресле и по своему обыкновению сидел, закинув ноги на стол, сцепив пальцы рук на затылке, и улыбался, – и я должен, я просто обязан сделать из тебя счастливого человека.

– А вы знаете, что мне нужно для счастья? – спросил Сергей.

Дядюшка, как показалось Сергею, с недоумением взглянул на него, но тут же рассмеялся:

– Вот! То, что ты задаешь такие вопросы, свидетельствует и в пользу твоего ума, и в пользу независимого характера, а мне это очень нравится. Я и сам ни перед кем никогда не пресмыкался, терпеть не мог! Поэтому, – он поглядел на потолок, как будто хотел найти там подтверждение своим словам, – кое-чего достиг. Конечно же, я знаю, дорогой племянник, ведь ты мне родня и жизнь твоя только начинается. Да у тебя ее и не было! Что ты видел в своем Сочи? Целлюлитные зады курортниц? Кортеж очередного хозяина всея Руси, который считает, что он тут действительно что-то решает?

– А то нет? – Сергей подумал, что вот сейчас перед ним сидит старый дурак, который решил ему, как он считает, молодому дурню, напустить пыли в глаза. Мол, знает он, что почем, и тому подобное. И поэтому вопрос его прозвучал иронично, притом настолько, что дядюшка даже утратил большую часть своей веселости и немного изменил позу: руки его впились в подлокотники кресла, словно орлиные когти.

– Нет. Здесь все решаем мы. Потому что в этой стране все существует на наши деньги. Представь себе, рождается младенец, а он нам уже должен. Потому что его пеленки, подгузники, соска стоят денег, и деньги эти даем мы. Целая страна, которая живет взаймы, каково?!

– Я не понимаю, – честно признался Сергей. – Я, как вы только что сказали, мало чего видел. Может, мне вообще на такие темы лучше не рассуждать? Вы – это кто такие? Кому вы даете взаймы?

– Мы, дорогой мой племяник, некая финансовая организация, представляющая сообщество богатейших людей этого несовершенного мира. И мы печатаем деньги, самые лучшие, любимые всеми деньги. Вот ты любишь деньги?

– Трудно рассуждать о предмете, которого не знаешь.

– Прекрасно! – Дядюшка захлопал в ладоши. – Аплодисменты! Сократ не сказал бы точней! Нет, я вижу, что у нас с тобой дело пойдет. Определенно. Видишь ли, – он откашлялся, – я здесь для того, чтобы представлять интересы американского Федерального резерва.

– Шпионите? – Сергей впервые по-настоящему испугался и почувствовал, что его начинает слегка знобить.

– Не говори ерунды, – сразу оборвал его Мемзер, – этим есть кому заниматься. Пойми, я не представляю ни Америку, ни какую-либо другую страну. У денег нет национальности. Я здесь для того, чтобы с нашими деньгами все было в порядке. Контролирую ситуацию, решаю вопросы. На любом уровне.

– Но вы только что сказали...

– Да, Федеральный резерв находится в Штатах – это истинно так, но лишь потому, что именно там эту систему и придумали. Мы давно уже живем своей, самостоятельной жизнью. Мы как государство в государстве. Мы делаем деньги, причем буквально, мы печатаем их, а для такого дела нужна броня вокруг, нужно могучее государство, которое никого никогда к нам не подпустит. Бизнес должен развиваться, приносить прибыль. Мало напечатать бумажку в сто долларов, ее надо еще и продать с хорошей рентабельностью! Я вернулся сюда потому, что бизнес нуждается в обновлении. Твоя страна вернула свои внешние долги, а нас это не устраивает. Мы любим, когда нам должны, Сережа, ведь возврат долга всегда идет с процентами. Вот ты пошел, взял в кредит у банка какую-нибудь ерунду, например сотовый телефон, так?

– Было дело, – кивнул Сергей, вспомнив, как однажды сдуру и впрямь купил в кредит дорогущий телефон, который вскорости украли. Пришлось платить по кредиту за пустое место.

Мемзер радостно потер руки:

– Вот! Так ведь ты его не покупал, за тебя его банк купил, и ты возвращаешь

банку долг с процентами. Как ты думаешь, банку интересно, чтобы ты полностью с ним расплатился? А интересно ему, чтобы ты опять купил что-то в кредит? Конечно же, да! Банк с этого и живет. Вот и у нас банк. Мы давали России в долг, она нам исправно платила. И вдруг – бац! Платить перестала. А мы же банк, Сережа, нам же это не нравится. Мы снова хотим в долг дать, а здесь деньги скопились, притом наши же деньги, и никто у нас в долг брать не хочет. Куда же это годится? Придется сделать так, чтобы снова брали, а не копили. Нам наши же деньги самим нужны. Не можем же мы их печатать в неограниченном количестве. Поэтому моя задача запустить некий механизм, чтобы то, что здесь скопилось, вернулось к нам обратно, а мы это вновь дадим в долг и еще раз заработаем. И так далее. Процесс нельзя остановить. И ты напрасно посчитал меня шпионом. Шпион – это тот, кто работает в интересах своего государства, шпион тот, кто хочет, чтобы страна развалилась на кусочки. А мне как минимум все равно, развалится она или нет. Нам даже лучше, чтобы все оставалось как есть. Сейчас есть один двуглавый орел, и с ним всегда проще договориться, с одним-то. А ну как их будет десяток? Это ж какие траты на подкуп, на взятки?! Будет одна только Россия или будет вместо нее пять-шесть государствишек – какая разница? Будет Россия послушной, значит, будет единой. Ну а станет нарушать наши условия, тут мы ее и подцепим. И заметь, сделаем это быстро и безболезненно. Без террора и крови. Одними деньгами. Так что видишь – мы благородные люди на самом деле. Ни с кем не воюем, всем даем на кусок хлеба, так что расслабься. Твой дядя честный человек! Когда на деньги с твоего монетного двора живут твои соседи, ты можешь с ними делать все, что захочешь.

Сергей, слушая дядюшку, решил про себя, что дядюшка тот еще фрукт, и притом с неявной, но ощутимой гнильцой. Так рассуждать о стране, эко замахнулся! Кем он мнит себя?! Да, разумеется, он богат, влиятелен, но все же говорить такое... Сергея обескуражили дядюшкины рассуждения насчет России, во многом он был с ним не согласен, но возражать не посмел. Во-первых, это было ему невыгодно, во-вторых, пусть и где-то в глубине души, Сергей свою страну любил, но за что именно, он толком никогда не задумывался.

* * *

Конечно же, у меня перехватило в горле. Шутка сказать, такой уровень! Я чувствовал себя, как в пещере Али-Бабы или в копях царя Соломона, и одновременно с тем неприятным и дурно пахнущим налетом, оставшимся после дядюшкиных политических рассуждений, в нос мне ударил запах наличных денег, запах бабла. Не зря деньги называют именно так за их запах: резкий и вульгарный, как запах потной шлюхи. Деньги пахнут. Тот, кто сказал иначе, обычный гребаный неудачник, нищий философ (все же я удивительно литературен, мне надо бы писать пьесы для театра), а я-то думал, что и сам я философ-бессребреник, но нет! К черту философию нищеты, когда напротив сидит собственный дядя, и он апостол Мамоны. Я хочу, хочу жить здесь, в Москве! Жить так, чтобы жизнь моя была наполнена изобилием и роскошными излишествами. Из всего, что мне сказал этот свалившийся на мою голову старик, я понял лишь, что он благоволит мне, что он, как истинный банкир, дает мне свое расположение под проценты, и я вовсе не прочь воспользоваться его предложением, тем более что о сроках возврата кредита разговор не ведется. Он доверяет мне, он, пожалуй, даже по-родственному любит меня. Неплохо, неплохо. Как там говорил в кино человек со шрамом? «Весь мир у наших ног»? Невообразимое ощущение. Однако, вспоминая впоследствии тот разговор, я всякий раз все больше раздражался, не вполне, впрочем, анализируя, отчего. Потом понял: говоря так о стране, дядюшка тем самым исподтишка, что называется, «опускал» и меня самого. И такое дядюшкино поведение вызвало в мне сперва злобу, со временем переросшую в ненависть.

* * *

– Что же я буду делать, дядя?

Мемзер зевнул и поглядел на часы:

– Поменяем тему. Довольно о бизнесе! Прямо сейчас мы с тобой едем слегка подкрепиться и затем в бордель. Из всех слабостей, свойственных мужчине, надо мной имеет власть лишь одна – это молодое и продажное женское тело. Вперед, мистер Племянник, я научу тебя смотреть на мир моими глазами...

Мы заехали в ресторан на перекрестке тихих бульваров. Я и не думал, что еда может стоить так дорого и ее может быть так мало! Какой я болван, ничего не понимаю в таких делах: бедности свойственно нажираться впрок, а господа едят смакуя, даже с некоторым принебреженем. Я глядел на дядюшку, который пилил на крохотные кусочки какой-то стебель. У меня на тарелке лежала круглая небольшая кучка, на поверку оказавшаяся морским гребешком с помидорами и всякой ерундой. Я хотел было выпить, но дядюшка отсоветовал: