Жажда. Роман о мести, деньгах и любви
Шрифт:
– Дар у него не больше, чем у меня. Я и сама могу поговорить. Где это, далеко отсюда? Пойдем-ка, я с удовольствием пройдусь пешком.
Они потихоньку двинулись и очень медленно пошли по узенькому из-за выступающих автомобильных бамперов тротуару, на котором повсюду, как старые кожаные перчатки, лежали сухие листья. Сергей достал платок, высморкался, оживился и стал рассказывать о квартире.
– Это нонсенс какой-то, – остановила его Наташа, – все-таки, неужели так дорого?! Ну ничего, сейчас мы поторгуемся. Вернее, я поторгуюсь, а ты не влезай, а то все испортишь. Говорить
Сергей решил про себя, что дельце выгорело подчистую, но виду не подал и продолжал вежливо улыбаться. Воспитанный в провинции, в небогатой, а позже и вовсе обедневшей семье, он всегда был очень щепетилен в денежных вопросах, верил в несколько примет – «не говори гоп, не переехав Чоп», «услышит черт, так сделает наоборот» и все в таком духе.
– Там хозяйка женщина, противная такая...
– Посмотрим, – уклончиво ответила Наташа. Они вышли на тротуар пошире и она взяла Сергея под руку.
«Хорошо, что у меня не бывает фальстартов, ходил бы весь обделанный», – подумал Сергей, и враз его обдало жаром, когда он своим бедром нечаянно прижался к ее бедру. У него от возбуждения закружилась голова. На них заглядывались прохожие – это было приятно, как каждому мужчине невероятно приятно гулять под руку с ухоженной, респектабельной дамой, дорого и модно одетой, к тому же настоящей красавицей. Осенняя, звенящая, отточенная, как бритва, прохлада, роскошь и изобилие старой Москвы, проплывающие мимо лаковые автомобили – Сергею все это разом ударило в голову словно молодое дурное вино. Он что-то отвечал ей, говорил чуть заплетающимся языком, сбивался, а она... Она все чувствовала, все знала, все понимала и была собою очень довольна.
Они поднимались в лифте на пятый этаж. Внезапно Наташа сказала:
– Вот что, я не хочу, чтобы ты рассказывал мужу, что я тебе помогала. Здесь нет никакого подвоха, просто я не хочу, и все. Договорились?
– Как скажете.
Лифт открылся, они вышли на площадку, Наташа осмотрелась.
– Ну что же, чистенько так. Квартира в этом доме – это еще одна ценность среднего класса помимо Гоши Куценко, семьи, двух пухлых детей и большого бриллианта. Не обязательно совсем уж прозрачного, но большого, – повторила она задумчиво и позвонила в нужную дверь. Им ответили, в квартире кто-то был, но сейчас не спешил отворять. Сергей вслушался – нет ли шагов. Все было тихо. Тихо настолько, что слышен был электрический зуммер счетчика, хладнокровно мотающего киловатты. Пожалуй, ничто, не один механизм не превзошел счетчик в его особенном примитивном бездушии: знай себе, крути колесо со стрелкой...
Дверь распахнулась совершенно неожиданно и бесшумно. Сергей не смог сдержать удивленного вскрика, который хоть и получилось на три четверти задушить, но он все же прорвался наружу, и было отчего: еще совсем недавно квартиру ему показывала какая-то женщина, а сейчас дверь отворил человек, как две капли воды похожий на тех двух, один из которых подсказал адрес дядюшкиного особняка, а другой повстречался в гостиничном лифте. Он ничего не сказал, отошел в сторону, запуская их внутрь. Они вошли.
–
– Она вышла, – коротко ответил хозяин.
– Понятно. Вот я... мы к вам снова, – сказал Сергей, – хотели бы еще раз посмотреть квартиру.
– Дети у вас есть? – обыденно спросил хозяин.
– Нет, – Наташа вышла на первый план, оттеснив Сергея, и сейчас стояла напротив хозяина квартиры, – я просто зашла с ним, я буду здесь бывать нечасто.
– Молодой человек работает? – Хозяин был отменно вежлив и вопросительную интонацию подкреплял позой, превращаясь в знак вопроса.
– Да, – Наташа делала короткие шажки, тесня хозяина вглубь квартиры, дистанция между ними сохранялась, – он работает у меня.
Хозяин поклонился и пропустил их вперед.
Квартира оказалась большой, просторной, светлой, обставленной лаконично, но с большим вкусом. Настоящая полная чаша, есть все необходимое, въезжай и живи. Наташа задержалась в спальне, при взгляде на широкую и с виду очень удобную кровать она улыбнулась, подошла к окну, открыла створку, высунула голову, посмотрела вниз. Проходя мимо кровати еще раз улыбнулась.
– У вас есть постельное белье и другие шторы? Эти слишком темные, – Наташа спрашивала, и голос ее звучал как-то потусторонне, словно она думала совсем об ином.
– И шторы, и белье, – хозяин кивал и теребил пуговицу на своей рубашке, – домработница приходит каждый день.
– Ну, и сколько же вы хотите? – с мастерским равнодушием, приправленным легким вызовом, спросила Наташа, и если у хозяина и были сомнения по поводу того, кто у кого работает, то сейчас он должен был непременно решить, что перед ним самая настоящая деловая женщина, мастерица поторговаться. Он назвал сумму.
– Это дорого, – быстро ответила Наташа.
– Не дороже остальных, – улыбнулся хозяин, – в этом доме все так сдают.
– Это все чушь, квартира не может столько стоить.
Хозяин молча улыбался ей.
– Что ж, как вам будет угодно. Если вы хотите поселить здесь черт знает кого, какого-нибудь жулика, например, которого под окнами будут поджидать автоматчики и которого все равно когда-нибудь застрелят, то это ваше право. Поймите, что, назначая такую цену, вы привлекаете, как бы это сказать, особенных жильцов. Причем особенных в худшем смысле этого слова. А здесь вы все сами видите. Будет жить молодой человек, одинокий, очень порядочный. Да он даже не курит! Ну так что?
– Вы хотите, чтобы я вам скинул? Назовите вашу цену, – хозяин пошел на попятный, и Наташа совсем незаметно, легко коснулась руки Сергея своей рукой.
– Половину.
– Да вы что?! Столько, разумеется, нет. Никогда.
– Очень жаль, – Наташа развернулась. Хозяин не мог видеть ее лица, и она весело подмигнула Сергею. – Идем отсюда, я не люблю, когда из меня делают дурочку. Москвичи делятся на тех, кого можно развести, и тех, кто этим промышляет. К первым мы явно не относимся.
Сергею стало жаль квартиры, жаль было уходить, но делать было нечего. Он покорно двинулся вслед за Наташей и уже у самой двери услышал: