Жажда
Шрифт:
Или тот ужас в детском саду, когда все уснули, а ты просидел на своей раскладушке весь «тихий час», потому что вдруг понял, что когда-нибудь ты умрешь? Насовсем. И пододеяльник от этого весь превратился в комок и стал липким. И потом тебя вырвало во время полдника, потому что нельзя пить теплый кефир после таких открытий. А воспитательница сказала: возьми тряпку и сам убирай, никто не будет за тобой тут вылизывать, надо же, какой неопрятный мальчик. И тебя вырвало еще раз. Потому что тебе было всего четыре года. И это не самый
Короче, неясно – что остается от детства.
На следующий день они не приехали. Ни Генка, ни Пашка. Даже не позвонил никто. Я сел в кресло и стал смотреть на детей. Марина с отцом ушли сразу же после завтрака.
– А ты не пойдешь на работу? – сказал Славка.
– Нет, – сказал я. – У меня пока работы нет.
– Хорошо. – Он очень серьезно покачал головой. – А то у папы с мамой всегда много работы, и они с нами не сидят.
– А со мной уже не надо сидеть, – сказала Наташка. – Я скоро на фигурное катание пойду.
– Ты карандаш неправильно держишь, – сказал я Славке. – Давай я тебе покажу, как надо.
– А ты умеешь? – Он недоверчиво посмотрел на меня. – А то бумаги совсем нет. У мамы есть целая пачка, но она ругается. А Елена Викторовна сказала всем на урок белочку принести. Ты умеешь?
У него в голосе зазвучала надежда. Замолчал и уставился на меня.
– Не знаю. Давай попробуем. Только лучше рисовать на полу. Я люблю рисовать лежа.
Он с готовностью сполз со стула.
– Я тоже люблю на полу. А как лежа рисуют?
– Вот так. Ложишься на живот и рисуешь. Понял?
Наташка подняла голову от своих уроков и смотрела на нас.
– Вот так, – сказал я. – Ложишься и потом рисуешь.
Через минуту он выхватил у меня листок, вскочил с места и бросился к сестре.
– Смотри, Наташка! Смотри, как он нарисовал!
Она встала из-за стола, подошла ко мне и тоже опустилась на пол.
– А Барби можешь нарисовать?
– Я хочу покемона! – закричал Славка. – Нарисуй покемона!
Я пожал плечами.
– Не знаю, кто такой покемон.
Наташка сказала:
– Нарисуй Барби.
Потом они попросили Снежную Королеву. Потом ежа. Потом Бритни Спирс и черепашек-ниндзя. Когда кончилась бумага, Славка убежал в комнату к Марине. Вернувшись, он на секунду застыл на пороге, потом подбежал ко мне, протянул целую пачку бумаги и видеокассету, поднялся на цыпочки, закрыл глаза и выдохнул:
– Я хочу покемонов. Всех!
Мы смотрели мультики, и я рисовал. Наташка со Славкой то и дело бегали на кухню и таскали оттуда чипсы, кока-колу, конфеты и сыр. Часа через два весь пол был устлан бумагами и завален едой. Когда кончились мультики, я рисовал уже просто так. Дети смотрели на мои рисунки и старались угадать, что у меня получается. Славка почти всегда угадывал первым.
– Бегемот! – кричал он, и Наташка огорченно вздыхала. – Страус! Яйцо! Подводная лодка!
Чтобы Наташке не было так обидно, я начал рисовать то, что любят девочки.
– Это, наверное, пудель, – говорила она. – А это сиамская кошечка. А это учительница, потому что у нее в руке есть указка. Это, наверное, стюардесса. А это я не знаю – кто. У нее какая-то странная шапочка.
– Кто это? – сказал Славка, когда я закончил рисовать. – Мы сдаемся. Скажи, все равно никто не угадает.
– Это операционная сестра, – сказал я. – Ее зовут Анна Николаевна.
– А что такое операционная сестра? – спросил Славка, но в это время в коридоре щелкнул замок, и на пороге появилась Марина.
Она в изумлении оглядела усыпанную белыми листами комнату, разбросанные остатки еды, нас, сидящих на полу и глядящих на нее снизу, помолчала еще несколько секунд и наконец сказала:
– Плакал мой обед. А уроки-то хоть кто-нибудь сделал?
Когда немного прибрались, Марина сказала, что у Славки сегодня «Веселые старты». А ей надо бежать в редакцию, потому что приехал какой-то американский журналист.
– «New York тimes». Знаешь эту газету? Мне обязательно надо с ним поговорить.
Я сказал, что не знаю, но могу отвести Славку вместо нее. Все равно Генка с Пашкой так и не появились.
– Мне не трудно. Расскажи только, куда надо идти.
Пока у него был урок рисования, я сидел на скамеечке возле школы и смотрел на людей. После обеда стало светить солнце, и снег, который шел последние два дня, быстро растаял. Те, кто опоздал на урок, бежали прямо по лужам. Некоторые поднимали голову и тогда замечали меня. Лучше бы они смотрели себе под ноги, дома потом не досталось бы за ботинки.
Впрочем, им скоро в армию. Пусть смотрят.
«Веселые старты» были только для первоклашек. Поэтому я сел так, чтобы меня не было видно. Спиной. Пришлось болеть за Славку на слух. Слушал, как они кричат, когда кто-нибудь прибегает последним. Старались помочь. Орали как угорелые.
– Идите вот сюда, – зазвучал у меня за спиной женский голос. – Здесь никого нет. Только один дяденька.
На скамейку передо мной опустились двое мальчишек. Я нагнулся, чтобы их не напугать. Как будто шнурки развязались.
Но им было не до меня.
– Ну как вы оделись? – шептала их мама. – Я же вам все оставила. А вы оделись непонятно как. Теперь все подумают, что мы – нищета.
– Нас папа одевал, – шепнул один мальчик. – Я ему говорил, что так неправильно, а он сказал, отстань, мы опаздываем уже.
– Теперь все подумают, что вам надеть нечего. Я же оставила все на кресле.
– Папа сказал: на «Веселые старты» так одеваться нельзя.
– Ладно, – шепнула мама. – Сейчас Ира пробежит, и ты наденешь ее кроссовки. Только не наступай в лужи, а то они новые ведь совсем.