Жажда
Шрифт:
«Давайте наркоз», – говорит врач. На лице у него тоже повязка.
«Не бойся, малыш, – говорит она. – Маска плотно прилегает? Не верти головой».
Но я не вертел. Я хотел кивнуть, что прилегает плотно.
«Сейчас я включу тебе газ, а ты начинай считать от ста до одного. В обратную сторону. Понимаешь меня?.. Не верти головой».
И я начал считать. Но потом сбился, потому что старался держать глаза открытыми. Чтобы они не подумали, что я уснул. И не начали резать.
«Ты считаешь?.. Да перестань вертеть головой! Думай о чем-нибудь приятном».
Но я вдруг увидел эту, с длинными волосами. Как она бежит к воротам и забивает отцу гол. А потом
– А где Пашка? – сказал я, усаживаясь на переднее сиденье Генкиного джипа. – Опять, что ли, подрались?
– Сегодня Серегу будем искать без него, – ответил Генка. – У него дома проблемы.
– А вчера почему не приехали?
– Вчера у нас у обоих были проблемы.
– А я вас ждал.
– Ничего, – усмехнулся Генка. – У тебя семья теперь новая объявилась. Нашлось, наверное, чем время занять.
– Нашлось. Брата своего водил в школу на «Веселые старты».
– А мамка его чего? На тебя, что ли, пацана своего скинула?
– Да нет. К ней какие-то журналисты американские приехали. С ними была занята.
– Американские? – Он опять усмехнулся. – А отец твой куда смотрит? Уведут телочку. Она такая, ничего.
– Да это же все по работе.
– Знаю я их работу. Трахаются в своих редакциях без конца. Я бы сам с этой телочкой с удовольствием подружился. На предмет взаимной и бескорыстной любви. Отец-то у тебя уже старенький. Ей, наверное, скучно с ним. Ты как думаешь, полюбит она ветерана чеченской войны? Или сам уже яйца намылил? А, Константин?
Я промолчал и стал снимать куртку. В машине печка работала на полную мощь.
– Обиделся, что ли, Костя? Ты чего? Она же тебе никто. И отца своего ты, между прочим, сам видеть не хотел. Если б не я, ты вообще бы у них не остался.
– Я не обиделся, – сказал я.
– Брось ее вон туда, на заднее сиденье. Чего ты мнешь ее в руках?
Я развернулся, чтобы положить куртку, и в этот момент из кармана выпал листок.
– Опа! – Он тут же подхватил его, продолжая одной рукой вести джип. – Это у тебя что такое? Сам, что ли, нарисовал? Ни фига себе ты рисуешь! Классно! А почему никогда не говорил?
– Я вчера только рисовать начал.
– Да ладно тебе! – Одним глазом он смотрел на дорогу, а другим заглядывал в листок. – Сразу, что ли, так рисовать научился?
– До армии еще чуть-чуть рисовал. Один человек меня заставил.
– Умный человек. Спасибо ему скажи. А говоришь, тебя телочки не интересуют. Ты посмотри, какую классную нарисовал! Да еще с длинными волосами! Знаешь, как я люблю длинноволосых телок! Кто это?
– Знакомая моего отца.
– Слушай, вот батя у тебя молодец! С виду уже пердун пердуном, а телки вокруг него – самый цимес. Липнут молодые на старичка. Надо взять у него консультацию.
– Ей сейчас, наверное, лет пятьдесят.
– Да? – Он полностью отвлекся от дороги, чтобы внимательнее вглядеться в ее лицо. – А почему так молодо выглядит? Прикалываешь меня? Слушай, какой-то ты сегодня странный.
– Смотри на дорогу, а то врежемся во что-нибудь.
– Да я-то смотрю. А вот ты про телку мне рассказать не хочешь.
– Нечего рассказывать. Я тогда маленький был еще.
А теперь я большой. Генка тоже. Выросли и ездим по вокзалам – ищем Серегу. Которого нигде нет. Ни бомжи, ни милиция – никто ничего не знает. А Генка ментов не может терпеть. Я разговариваю, он в сторону смотрит. Или говорит – пойду сигарет куплю. В итоге садишься в машину, и под тобой что-то вечно хрустит. Валяются по всему джипу. «Парламент» или «Давидофф». Потому что Генка только дорогие берет. Сбылась мечта идиота. Американский джип. Сигареты валяются по полу. Даже не «Мальборо». А в школе, наверное, окурки сшибал. «Слышь, чувачок. Покурим?» Разговор у ДК. Где там, интересно, фрязинская шпана тусовалась?
– Ты пацанов в детстве тряс?
Он смотрит на меня и не понимает.
– Я говорю, копейки у пацанов отнимал?
– А! Ты про это! – он улыбается, припоминая. – Ну да, конечно. А как ты хотел?
Я никак не хотел. Ясно было, что он не в музыкальной школе учился.
– Били?
– Кого?
– Тех, которых трясли.
– По-всякому приходилось. А вообще я драться любил. Стоишь, еще разговариваешь с ним, а в голове уже так… знаешь… весело. И вот тут в животе замирает… Как холодом.
На милиционере была кожаная куртка. Черная, блестящая, такая гладкая. Сидела на нем коробом и почти не гнулась в локтях. Средневековый стражник в доспехах. Кого они убивают, чтобы содрать кожу такой толщины? Тулья у фуражки, как какой-нибудь памятник полету Гагарина в космос. Маленькое смеющееся лицо, которому безразлично, что оно маленькое. Главное, что над ним кокарда. Две узких лычки. Но шире, чем возможность сказать ему: «Да пошел ты на фиг, козел!» Намного шире. Под левым глазом такая розовая пимпочка. То ли бородавка, то ли еще что.
Вот в эту пимпочку Генка ему и долбанул.
Всегда было интересно: какие люди идут туда работать? Родители приехали в Москву по лимиту. АЗЛК или какой-нибудь завод по ремонту радиоприемников. Лет двадцать назад. Родственникам в письмах: мы теперь москвичи! Когда пишешь – даже самому приятно. С этого и начинаешь письмо. Но в гости посмотреть на сынишку – не зовешь. Потому что общага. И потому что надо приютить. И не на одну ночь. Не скажешь ведь: приезжайте, у нас тут такое метро! Покатаемся на эскалаторе, а к вечеру мы вас обратно на поезд посадим. Что дома скажут? «Да какие вы москвичи? Общага, блин, чуть не в Химках. Лимита!» Сами бы тут попробовали. А мать пишет: приезжайте на внучиков посмотреть. У брата давно уже трое. Мы осенью зарезали кабана. Сала хоть немного возьмете. А Витька все пьет. Трудно у вас в Москве-то там со свининой? На конверте обратный адрес – деревня Звизжи. А в конце письма, как всегда: «Досьвидания». Слитно и с мягким знаком. И что будешь ей отвечать? Подарков одних надо везти – никакой зарплаты не хватит. Поэтому в итоге проходят все эти двадцать лет. И вот АЗЛК дал квартиру. Две комнаты. Но мать уже умерла. И дядя Витя совсем спился. Значит, надо думать о сыне. Есть еще брат, но с ним как-то не по-людски. Приезжал лет восемь назад. Выпили и подрались. Сказал: и сын у тебя такой же. А какой? Нормальный. Время настало – пошел работать в милицию. Такая вот жизнь.
А тут подходим мы с Генкой, и Генка бьет его по лицу.
– Дураки вы, – сказала Марина. – С милицией драться.
– Не надо зеленкой, – сказал Генка. – Будет щипать.
– Вы же в Чечне воевали. А теперь зеленки боитесь. Подожди, не верти головой. Я тут вот сейчас помажу.
– Не надо зеленкой. Я же говорю – я ее не люблю.
– А кто любит? Знаешь, как у меня от нее дети визжат. Вас что, заставляли с милицией драться?
Но мы с ними и не дрались. Просто этот маленький мент сказал, что с моей рожей не по вокзалам ездить, а дома сидеть. Чтобы пассажиры не пугались. И Серегину фотокарточку у нас забрал. Тем более что у Генки паспорта с собой не было. Милиционер этот, в принципе, насчет моего лица просто пошутил.