Жажду — дайте воды
Шрифт:
Выше над садом стоял их каменный дом с плоской крышей, на крыше зеленая трава и рассыпанные для сушки фрукты. Это был их очаг: Хачипапа, Шогер, Мамбре и их двух младенцев.
Сто двадцать дымов было в селе, сто двадцать клочков земли с садами и нивами — зеленые и желтые заплаты на склоне Цицернаванка.
Под каждым дымом была невестка и раздавался плач детей. И все они — дома, невестки и дети — жили в надежде, что не иссохнет тоненькая нить ручья, вырвавшегося из скалистых теснин.
Было
У Цицернаванка заржал конь богатея Бахши-бека. Кинжальные глаза вонзились в невестку Шогер, что в ту минуту поливала сад. «Сладок плод в саду у козопаса Мамбре», — подумал Бахши-бек, и задвигались его стрелы-усы.
«Расцвел твой гранат, красавица. Ничего не скажешь, хорош».
Невестка Шогер прикрыла лицо-солнце мглою черной шали.
«Слава богу, господин».
Сладострастная улыбка скользнула по лицу Бахши-бека.
«Да, слава богу», — сказал он и умчался.
Голуби Цицернаванка взметнулись от громкого цокота копыт.
Было утро. Было солнце. А свет погас.
Над изголовьем ручья стоял прислужник Бахши-бека. Он сомкнул уста ручья, закрыл воду. Не воду, а кровь села пленил прислужник.
«Вода принадлежит Бахши-беку, — бросил он в лицо ограбленным сельчанам. — Кто вы есть, чтобы пить его воду? Он хозяин этой земли».
Село взмолилось: «Пощади! Без воды мы погибнем! Верни ее нам».
Не вернул поганец воду.
Высохло русло ручья. Пожелтела зелень нив. Свесил губу сине-сиреневый цветок фасоли. Темно-красные цветы граната сгорели. Медленно умирала виноградная лоза.
Без воды иссыхало село: корыто и ердик, колыбель и дитя в ней.
От каждого дома ходили люди на поклон к Бахши-беку. Целовали землю у его ног. Не внял Бахши-бек новым мольбам бедняков. Вернулись люди с сухими, шершавыми от жажды языками и мокрыми глазами…
«Жажду — дайте воды», — стенала земля.
А поганец прислужник сидел себе у истока умолкшего ручья. Дохнул он огнем на ухо жаждущей земле и жаждущим старикам.
«Село жаждет воды, а Бахши-бек — жену козопаса Мамбре, — сказал поганец. — Вода — в объятиях жены козопаса Мамбре… Мир — это дай и возьми».
Онемели жаждущие старики.
«Мир — это дай и возьми…» — тысячекратно гремело над ними.
…Высохло русло ручья. Горели и гасли, чернея, цветы граната, сохла и сжималась виноградная лоза в раскаленной, иссохшей земле.
В полнившихся горем домах стонали и плакали колыбель и дитя!
«Жажду — дайте воды».
Старики потянули за полу невестку Шогер.
«Все погибает, и село и земля. Пади к ногам Бахши-бека, спаси…»
Рвала на себе волосы невестка Шогер над погибающей
Не пошла.
Старики окружили невестку Шогер. Простерли руки с черными ногтями к ее черным глазам-озерам: «Иди».
Земля стенала под ногами невестки Шогер: «Иди».
Пошла.
Дорога не спрашивает, кого несет. Ей все одно. Несет она на себе и смерть, и смерть несущего.
Пошла. Село ведь: земля, дети. Все умирает без воды. И у нее там двое изнывают от жажды.
Пошла…
Не дорога была — черная змея. Пошла по опаленной спине черной змеи.
Над ручьем висит скала Родника Куропатки. На скале красным пламенем полыхает недавно посаженное гранатовое дерево, а рядом белеет цветеньем кроткая и покорная черешня.
Вода! Все ей подвластно. Пусть будет весело на дороге.
Рука бабушки Шогер трепещет в воде. Видятся ей черная змея той черной дороги и она, идущая по этой дороге.
«Иди!..» — сказало горе.
Пошла. Можно ведь и вернуться… Земля и люди жаждали воды, а Бахши-бек — ее.
Пошла. Хачипап воспротивился было. Не послушала, пошла. Ничего не сказала пасущему в ущелье коз Мамбре.
Пошла…
Сладострастной улыбкой зажегся Бахши-бек, увидев жену козопаса Мамбре.
«Пришла?»
Сурово глянула на него невестка Шогер.
«Верни людям воду! — сказала она. — Земля и село погибают, жалко их. Верни воду».
«Верну, — криво улыбнулся Бахши-бек. — Только знай, красавица, мир — это дай и возьми».
Пощечина невестки Шогер черной змеей стеганула жирное осклабившееся лицо Бахши-бека.
«И не дал, так возьми! Возьми и запомни: я, невестка Хачипапа, пришла, чтобы плюнуть тебе в лицо».
Зазвенела еще одна пощечина.
Бахши-бек едва успел проглотить выбитый зуб, а невестка Шогер исчезла…
Дорога, она ведь и уводит и возвращает.
Вернулась. На скале ее ждал Мамбре. Невестка Шогер весело шепнула ему на ухо: «Я выбила зуб Бахши-беку, Мамбре…»
Хачипап гремел со скалы: «Нет у меня сына Мамбре, пока есть Бахши-бек».
Старик спустился со скалы, снял с себя папаху и надел ее на голову невестки.
«Будь благословенна!» — сказал он.
И невестка Шогер вдруг расплакалась. Перед ней блестели глаза-кинжалы Бахши-бека. «Мир — это дай и возьми». Рука еще горела от ударов.
«…И не дал, так возьми!..»
Рука бабушки Шогер трепещет в воде.
…Полой стерла кровь с пальцев и вернулась в село.
А воды нет. Не зажурчал ручей в сухом русле. Цветы граната не ожили. Иссохшая земля не напилась прозрачной влаги.